Как видите, в течение пяти лет после своей смерти Нуреев заставлял постоянно говорить о себе в юридической хронике. Как сказал Шарль Жюд, «это было в характере Рудольфа – наплевать на то, что дело усложнится, пусть люди сами ищут потом способы решений»11. И напротив, Нуреев по достоинству оценил бы тот ажиотаж, с которым происходила аукционная продажа его имущества. Даже профессионалы
В Нью-Йорке распродажа происходила 12 и 13 января 1995 года, а каталоги были расхватаны за много дней до начала. На продажу выставили пятьсот семь лотов.
«Это была даже не распродажа, а спектакль, словно мы присутствовали на мировой премьере, – вспоминала преподавательница университета из Англии Джоан Бридгман, приехавшая в Америку со своей сестрой-балетоманкой. – Газеты представили это событие как лучшее бесплатное шоу в городе. И люди действительно приходили, как в театр. В первый вечер многие были в вечерних платьях. Публика аплодировала, выражая свой восторг, веселилась, когда аукцион застопоривался. Фаны комментировали костюмы, делились своими воспоминаниями… Участники аукциона набавляли цену как попало. То есть, я хочу сказать, это были не те обычные торги, на которых профессиональные покупатели спокойно набавляют цену. Фаны Нуреева во что бы то ни стало хотели обладать частицей своего кумира. Конечно, многие были огорчены слишком высокими ценами, но прежде всего им хотелось вновь пережить эмоции, как когда-то на спектаклях, о которых им напоминали потрепанные костюмы…»13.
А цены и в самом деле превышали все допустимые пределы. Десять картин покрыли все рекорды продаж. Портрет Лорда Таунсхенда работы Джошуа Рейнолдса, оцененный в 350–450 тысяч долларов, ушел за 772 тысячи. Картина Фюссли, оцененная в 500–700 тысяч, была продана за 761 500 долларов. Цена огромной кровати с балдахином елизаветинской эпохи с пятнадцати тысяч поднялась до 255 500 долларов. Три желтоватых канапе, ранее принадлежавших Марии Каллас, при стартовой цене в 6–8 тысяч ушли за 43 700 долларов, а изящный канделябр из муранского стекла, оцененный в 25 тысяч, обошелся своему покупателю в 338 тысяч долларов, то есть первоначальная цена была превышена более чем вдесятеро.
Но еще больший ажиотаж вызвали личные вещи Нуреева и его фотографии. Великолепная фотография, сделанная Ричардом Аведоном, была продана за 7 тысяч долларов, в то время как первоначальная цена не превышала тысячи долларов. Шуба из лисы от
Невероятным спросом пользовалась балетная обувь Рудольфа. Для любого балетомана это фетиш, который при стартовой цене в 30–40 долларов был вполне доступным. Но надо учесть тот факт, что при жизни Нуреев никогда не раздаривал свою балетную обувь. Вот почему торги шли в наэлектризованной обстановке. Одна пара, «очень грязная и сильно изношенная», как указывалось в каталоге, но надписанная «Нуреев», при стартовой цене в 40 долларов была продана за 9200 долларов! То есть почти в двести раз превысила оценочную стоимость14.