Рудничный бог

– Давай, поворачивайся! – крикнул ему Митюха. – Чего встал?

И тут он заметил щенка. От неожиданности у него чуть кнут не выпал из руки. Щеночек был беленький, чистенький, гладкий, словно только что оторвался от мамки, а не бегал в забое среди грязи и земляной пыли. Лишь лапки внизу слегка испачкались.

– Ты откуда такой взялся?

Щенок заскулил.

– Ну-ка, ну-ка, подь сюды… Куть-куть-куть! – протянул руку, сложив пальцы щепотью, зачмокал губами.

– Не трожь, – неожиданно вступился Федька. – Мое!

Щенок шарахнулся в сторону, поджимая хвостик.

– Пошел вон! – рявкнул Митюха. Свистнул кнут, обжигая горняка по груди. Федька задохнулся, отворачиваясь. Запоздало пришел страх – а ну, как попало бы по глазам?

– Да ты чего? Чего? – забормотал он, отворачиваясь.

– А того! Мое! Не дам! Запорю!

Горняки попятились, спасаясь от кнута, забились в дальний угол. Ерёма цеплялся за Федьку одной рукой, мелко крестясь. Тот сжимал в ладони кайло, готовый пустить его в ход. Спасала осторожность и предчувствие опасности.

Отогнав горняков, Митюха огляделся. Куда провалился треклятый сучёныш?

– Куть-куть-куть… Ты где?

– Куть-куть-куть! Ты где? – раздалось в ответ.

Беленькая мордочка показалась среди камней. Нос был выпачкан в рудной пыли, словно щенок прикрывал голову грязными лапами. Увидев зверька, Митюха мигом подобрел, присел чуток, зачмокал губами.

– Куть-куть… Поди сюда, псеныш!

– Псеныш!

– Ну, чудно дело! – покрутил головой Митюха. – Куть-куть-куть, – забыв про работу, он стал осторожно приближаться к щенку. Тот попятился, сверкая глазками. Не пытаясь вмешаться, горняки наблюдали со стороны.

– Куть-куть-куть… – дразнился щенок.

– Подь сюда, кому говорю!

Митюха кинулся на щенка, но тот ловко увернулся, загребая толстыми лапками с удивительным проворством. Стражник споткнулся о камень, чуть не пропахал землю носом.

– Ах, ты! Вот я тебя! Будешь бегать… Куть-куть-куть…

Щенок метнулся в боковой проход.

– Куть-куть-куть… – донеслось оттуда.

– Куда? А ну, где ты прячешься? – Митюха поспешил следом.

Белый хвостик крючком мелькнул среди камней. Щенок улепетывал со всех ног.

– Куда? Ко мне! – стражник бегом кинулся следом. Но маленький зверек уже скрылся в туннеле, метнувшись под ноги горнякам. Недолго думая, Ерёма пнул щенка ногой:

– Пошел!

Белый комочек с отчаянным визгом отлетел прочь и с размаху ударился об стену. Отчаянный визг оборвался мгновенно.

Все произошло так быстро, что подбежавший Митюха не успел затормозить и чуть не споткнулся о трупик.

– Ты чего? Чего? Ты… – бешено выкатив глаза, он схватился за кнут. – Запорю!

Ерёма попятился, а работавший в свой черед кайлом Федька остановился:

– Твой что ли, был?

– Какой мой! – Митюху всего трясло. – То ж клад был! Сам мне в руки давался! А ты его… Запорю!

Он замахнулся кнутом.

В тесноте удар вышел слабым, но Ерёма все равно перепугался. Все знали о мстительности Митюхи – коли ему сейчас же не дали выместить на ком-нибудь зло или досаду, он подождет удобного момента и тогда отыграется сполна – и за то, что долго пришлось ждать, добавит тоже.

– Да я ж не знал… Да я ж того… – забормотал Ерёма. Его самого грызла досада и одновременно злорадство – и то, что он сам упустил клад, и то, что он в конце концов не достался Митюхе. За такое можно было перетерпеть побои. Хотя, если дело дойдет до Сысоя Псоича, не миновать беды. Хозяин Невейского рудника был жаден до всякого золота и серебра, мог три шкуры содрать не только с горняка, но и со стражника – просто на всякий случай, чтоб другим было не повадно укрывать от него богатства.

– Погодь, – голос Федьки вернул всех с небес на грешную землю – а чего там блестит-то?

Тельце щенка отлетело к камням. И Ерёма, и Митюха ненадолго выпустили его из вида, а после возгласа Федьки посмотрели опять и хором ахнули. На том месте лежал крупный, с кулак, тускло поблескивающий камень.

– Мое! На замай! – Митюха первым заграбастал находку. – Кажись, серебро!

Ерёма двинулся было к нему, да его неожиданно удержал Федька:

– Не спеши!

Ерёма понял, остановившись и тяжело переводя дух. Только пальцы побелели, сжимая рукоять кайла, да в глазах разгорался злой огонь. Видя и правильно понимая этот взгляд, Митюха попятился, одной рукой прижимая к себе находку, а другой грозы кнутом:

– Мое! А вы – работать, варнаки*!

(*Варнаки – здесь употреблено как синоним слова «недочеловек», «нелюдь».)

Федька первым вгрызся кайлом в породу. Подкативший тележку Миха Косой метнул на горняков взгляд – чего, мол, стряслось.

– Серебро Митюха забрал, – сквозь зубы процедил Ерёма. – С кулак был кусок! Да такой куш…

– Радуйся, что мимо беда прошла, – разлепил губы Федька. – Нешто не понимаешь, каковский это был клад? Не добрые люди зарыли, а черти, небось, подманивали душу человеческую! Вот Митюха и попался им на зубок! Гореть ему теперича…

– Черти, – Ерёма в свой черед включился, наконец, в работу, – у нас тут свой Ад. Небось, почище того…

– Работать, варнаки! – донесся злой окрик.

– И Сатана свой имеется, – выдохнул согласно Миха Косой.