Руда

— Вот как! — На всех придворных челядинцах лежала неизгладимая печать: чванства — у старших, угодливой суетливости — у младших. Собеседник Егора не похож был на придворного служителя.

— А должность какая?

— Ты слышал.

— Что?

Вместо ответа человек вдруг закрякал уткой — да как искусно!

— Похоже?

— Зд орово ты… Снасть какая у тебя во рту или просто так?

— Попросту.

— Слушай, ты, значит, перед царицей это делаешь, во дворце бываешь?

— Нет, где уж во дворце. Фонтан «Утки» есть в Нижнем саду, с машиной. Как машину пустишь, утки по воде кругом плавают, а за ними собачонка кружится. Из меди фигуры-то. У уток головы вверх, и из каждой фонтанчик бьет. А я в сторонке сижу неподалеку. Сторожка в кустах сделана, наполовину в земле, с боков ветками прикрыта. Как увижу, кто из господ подходит, мое дело машину пустить, чтоб фигуры вертелись, и голоса подавать в трубу. Летом, когда двор здесь живет, я почти и не выхожу из сторожки.

— И давно, баешь, так-то?

— Вот уж годов двадцать.

— Какое же тебе звание?

— Звание… Фонтанный мужик — и всё. Так пишут.

Мимо, с площади, рысью проехали всадники с собаками.

— Пикеры.

— Кто такие?

— Пикеры, а эти, без собак, конные егери. В парфорс-ягде зверей гоняют.

Егор хотел расспросить про парфорс-ягд, но тут прошли двое людей, очень странно одетых. «Заморские принцы?» — подумал Егор. На них были надеты пестрые епанчи с каймой; на локтях и под коленками банты из зеленых лент; обувь — легкие башмаки с блестящими пряжками, на головах бархатные шапочки с кистями и страусовыми перьями.

— Это кто еще?

— Скороходы.

— Пестрые какие, как иволги. Что они, верно, скоро бегают? — Тут Егор вспомнил, что скороходом назвался неизвестный, которого он освободил вместо Андрея Дробинина на горе Благодать, и Егор перебил себя новым вопросом:

— Не знавал ты скорохода Марко?

— Такого не слыхал. Да спроси у них, они друг дружку все знают, скороходов немного.

— Что ты, что ты!.. — Егора испугала мысль заговорить с такими нарядными и необыкновенными людьми. И о ком заговорить? — о беглом каторжнике. Но фонтанный мужик уже окликнул скороходов. Те вернулись.

— Парню Марко-скороход нужен, — не знаете случаем?

— Марко? — Скороходы переглянулись. — Марко!.. Данилы Второва брат? Он же в бегах. Второй год разыскивается. Ты где его видал?

— Да почти что и не видал… — Егор досадовал на свой промах и на услугу фонтанного мужика. — Слышал только про такого, что царским скороходом служил.

— Коли что знаешь, скажи Даниле Михалычу, обрадуешь его. Второв — царский биксеншпаннер.

— Скажу. — Егор решил не разыскивать брата Марко и не говорить ничего. Потом, после всё это… Сейчас другое есть дело, и пусть ему ничто не мешает.

— Прощай, — сказал он фонтанному мужику и двинулся в слободку.

О приезде царицы говорили так: если погода удержится, — будет завтра утром. И на завтра же назначена большая охота в Оленьем зверинце.

Не было в Петергофе человека, который с таким же трепетом глядел бы на вечерний закат, как Егор.

Солнце садилось далеко за морем по желтому, как солома, небу, а выше заката — безоблачная зелень. Заход солнца обещал вёдро.

БОЛЬШАЯ ОХОТА

Пушечная пальба со стен обеих петербургских крепостей возвестила в пять часов пополуночи, что государыня покидает столицу. Водным путем она проследовала до Катерингофа, а там изволила пересесть в карету.

Через три часа загремели пушки на горе в Петергофе — царский поезд приближался.

Черные работники были уже уведены из садов, с приказом близко не подходить к заборам и решеткам. Часовых наставлено втрое против обычного.

Первыми прибежали скороходы. Упираясь на свои булавы, они делали большие прыжки. Зло крикнули: «с дороги!», хотя чисто выметенная дорога была пуста.

Пролетела открытая коляска Волынского, вслед такая же гофмейстера князя Трубецкого, и показалась шестерка лошадей цугом, катившая золоченую карету. Лошади были хороши: одна в одну, с кокардами и перьями на головах, с золотыми шорами. Хороша и фигурная карета, блеснувшая бахромой и зеркальными стеклами. На запятках высились два гайдука с пыльными лицами. Царицу в карете никто не успел разглядеть.

За золоченой каретой проскакал конвой конногвардейцев — васильковые кафтаны и алые камзолы с позументом, вороные лошади в красных чепраках с шитым золотом вензелем императрицы.

Следующая карета, не менее роскошная, чем царская, была Бирона. Третья — принцессы Елизаветы Петровны. Сквозь большие стекла кареты народ увидел невеселое круглое лицо дочери Петра Первого.

Экипажи мелькали один за другим. В толпе служителей узнавали:

— Обер-гофмаршал граф Левенвольд.

— Гофмейстерина княгиня Голицына.

— Обер-шталмейстер князь Куракин.

— Цытринька, Цытринька!.. Собачка государыни… А с ней князь Волконский.

— Персидский посол.

— Саксонский посланник.

— Грузинский царевич Бакар.

— Генерал Геннин.

Егор, не дожидаясь конца поезда, выскользнул из толпы и кинулся к конторе. Оказалось, кстати: только увидел его старший егерь, как сразу, схватил за плечо.

— Охотник?.. Из ловцов? А ну в загонщики ко мне! Живо! Еще кто в Олений?