Руда

Егор таскал тяжелую лейку к клумбам вокруг статуи Самсона со львом. Стоял Самсон в водяном «ковше» у подножия Нагорного дворца. Беломраморные и позолоченные фигуры собраны были тут во множестве: рыбы-дельфины, лягушки, крылатые чудовища, люди с рыбьими хвостами и люди с конскими ногами, русалки, держащие раковины, и девы с корзинами цветов. По ступеням вверх ко дворцу, по обе стороны каменного грота, расставлены были статуи голых борцов, мраморное Лето и мраморная Весна, юноши и бородачи, разные идолы и идолицы.

Самсон тускло отсвечивал свинцовыми плечами со следами позолоты и разводил челюсти свинцового же льва.

— Означает Полтавскую победу, — пояснил кто-то из работников. — Над шведами одержана в день святого Самсония. Лев побежденный означает шведов: в ихнем гербе лев.

Лев вдруг плюнул струей пенной воды. Струя спала, но сразу снова взвилась десятисаженным столбом. Одновременно забили фонтаны каждой статуи. У бойцов в руках были зажаты змеи — и из змеиных пастей хлынули струи, скрестившиеся, как два блестящих меча. Лягушки начали дразнить друг друга встречными тонкими струйками. Каменные чаши переполнились и заплескали водой. Дельфины изрыгнули целые водяные потоки, падающие на ступени. Выросли водяные тюльпаны, а вокруг них появилась корзина, сплетенная из гнутых живых струек. Воздух наполнился влажной пылью, и всюду засияли зыбкие радуги.

— Пробуют! Проба! — зарадовались люди.

Черным работникам никогда не приходилось видеть фонтаны в действии, и они, забыв усталость, восхищались дивным художеством.

По аллее прокатила богатая коляска, в ней откинулся на спинку немолодой, с умным, внимательным взором вельможа. Наряд его был не то военный, не то охотничий. По тому, как низко кланялись ему служители, Егор понял: важная персона. Удивило то, что на поклоны вельможа ответил. Слабым, усталым кивком, но ответил.

Это был начальник императорских охот Артемий Волынский.

Если б знал Егор, что помочь ему в его замыслах может только один человек при дворе! И этот человек — Волынский.

Если б знал Волынский, что в толпе черных работников, скинувших перед ним шапки, стоит молодой уральский рудоискатель, в поясе которого зашито русскоезолото!

Дни Волынского сочтены. Бирон готовит ему немилость и казнь. И Волынский, с его блестящим умом, понимает ловушку, но надеется, что успеет завоевать доверие Анны и стать необходимым ей. Он готовит доклад царице «Генеральное рассуждение о поправлении внутренних государственных дел» — ищет средства спасти нищую Россию. Как важно было бы подкрепить свои слова открытием нового, небывалого богатства! Заветной мечтой Петра Первого было найти золотые россыпи без походов и войн не в дальних горячих странах, а у себя в России. Ведь Анна считает себя продолжательницей начинаний Петра Первого. Увлечь ее блеском золота и вечной славы — о, за это Волынский взялся бы!

Взялся бы, если б знал. Но Волынский не знал и не думал никогда о русском золоте. Еще меньше подозревал он, что это золото так близко к нему.

Коляска скрылась за стрижеными липами Марлинской аллеи.

Веселый, гордый удачей, заглянул в слободку Санко. Через плечо сети, в руках и за спиной западенки и клетки с птицами.

— Я, брат, больше всех наловил. Сети больно хороши: легкие, ходкие. Чечеток стая ко мне спустилась… во стая!.. Я — раз. Половина моя. Щеглы есть, чижи, зяблики. В западенку всё больше синицы лезли да поползни. Это долго: пока вынимаешь, пока что. А сетью — раз! — есть!.. Ну, пойду в Малый, сдать надо.

И ушел. После обеда был сбор охотничьей и придворной челяди. Всадникам на конях, кучерам с запряжкой, всем в парадной амуниции.

По кругу шагом ехали конные, все на белых лошадях с коротко подстриженными хвостами и гривами. Наездники в зеленых мундирах, а поверх зелёный же кафтан. На груди начищенные медные гербы, сбоку короткие ножи, за плечами ружья. У каждого на сворке тройка собак, поджарых, острогрудых.

Егор стал у угла каменного дома, подальше от народа. Скоро послышалось ему встревоженное кряканье уток — совсем близко, сзади. Оглянулся — никого. Немного погодя опять кряканье да вперемежку с задорным собачьим лаем. И не видя, Егор ясно представил себе: маленькая шавка, молодая, почти щенок, и ухо, наверно, завернулось. Посмотрел вдоль стены — ни собаки, ни уток нет. Прошел шагов пять и в нише увидел человека, сидевшего, поджав под себя ноги.

— Чего ищешь? — спросил тот смутившегося Егора.

— Ничего… Собака уток гоняет где-то тут.

— Уток?.. Ты приезжий?

— Да.

— Издалека ли?

— Из Сибири.

— И своей охотой приехал?.. У вас там, говорят, вольных мест много, правда ли?

— Это, видно, еще дальше. Я уральский.

— Под помещиками ходите?

— Заводы у нас. Горные заводы, железные и медные;

— Хлебушко родится?

Егора подкупал добрый, открытый взгляд человека, неторопливые прямые вопросы.

— Крестьянин? — в свою очередь спросил он.

— Был когда-то. С пятнадцати лет здесь при дворе. Петром Алексеичем еще определен.