Ручки белые

– Ежели дело так обстоит, то и подчиняться мне все должны с полуслова. В том числе и ты. Не буду ходить вокруг да около, душенька. Как вошла ты, так сердце моё словно запело и как у юноши безусого затрепетало. Так уж ты мне понравилась. Только послушайся меня, ангелочек мой, – быстро и возбуждённо залепетал старый граф. – И точно поедешь со мной в столицу. Фурора наделаешь немалого! И все будут завидовать тебе нехорошей серой завистью. А всего-то для жизни беззаботной и щастливой малость малая требуется. Всего-то ничего, ничегошеньки. Скидай свой сарафан парчовый, да порадуй взор старика скрытой красотой своей.

Агафье показалось, что ослышалась она. И словно от слов барина окаменела.

– Что ж ты молчишь, душенька моя? – плотнее прижался к девушке Воронцов. Пахло от него какими-то волшебными незнакомыми запахами, духами заморскими и ещё… глубокой старостью, кожей заплесневевшей и скорой смертью.

– Как могла такая ягодка вырасти на болоте? – нетерпеливым срывающимся голосом продолжал Воронцов. Он всё время пытался прижаться к молодому телу, а девушка постепенно отодвигалась от него до тех пор, пока не упёрлась спиной в крученый налокотник дивана. Граф же продолжал наступать, привыкший брать своё и чужое с силой и нахрапом:

– Я тебя озолочу, душенька, – сухая ладонь легла на налитую грудь и жадно сжала её. Воронцов весь затрепетал.

– Нельзя так, барин, – срывающимся голосом прошептала Агафья. – Ох, нельзя так… До свадьбы нельзя! Грех великий будет обоим! И люблю я другого…

– Грех будет, если мне откажешь, – прохрипел граф. Другой рукой жадно захватил в полон вторую грудь неподатливой крестьянки.

Не в силах больше сдерживать себя, девушка оттолкнула от себя именитого ухажёра. Оттолкнуть-то оттолкнула, да силы молодой деревенской не рассчитала. До другого края большого дивана отлетело тщедушное тельце.

– Грех то, барин, – снова укоризненно и испуганно прошептала Агафья, сама ошеломлённая своей силой и слабостью барина.

– Ах ты, босячка! – черты высохшего, словно старое дерево лица перекосились, а парик сдвинулся набок, открыв часть совершенно лысой, в пятнах головы. – Силой тебя возьму! По праву хозяина!

Он навис, пристав над девушкой, схватился за край батюшкиного сарафана, да так рванул на себя, что не только лямку порвал, но и разорвал материю по шву до самого бедра.

Не колеблясь ни секунды, как никогда не раздумывала она в подобных ситуациях с настырными парнями в Черниговке, Агафья мгновенно остудила пыл поклонника увесистой пощёчиной. Да опять же силы не рассчитала. Мотнулась голова, как у куклы, а из носа кровь показалась.

Рассерженным и испуганным зверьком одним прыжком отпрыгнул граф от добычи и закричал тонко и истошно:

– Марфа, Наташка, зови дворовых! На меня напали!

Тяжело поднялась Агафья с дивана, машинально поправляя порванную одежду, и замерла, застыла, не понимая и не зная, что же ей делать дальше.

А в коридоре уже затопали слуги графа. В комнату ворвались два здоровенных парняги. Один местный, что за рощей следил и деревенских жителей к ней не подпускал, рыжий и веснушчатый детина Степан, давно положивший глаз на Агафью.

Другого она не знала. Крепкий, кряжистый, одетый в зелёную ливрею и белые чулки. Из той свиты, что приехала вместе с графом в деревню.

– Она… – весь трясясь и задыхаясь от гнева, указал граф на застывшею, словно статуя девушку. – Она… Напала на меня! Кровь пролила … Бунтовщица! Убийца!

Агафья и не попыталась сопротивляться, когда два крепких парня заломили ей руки за спину, заставив согнуться перед барином в три погибели.

– Собирайте всех дворовых! Кузнеца, пастуха, всех лакеев! Отдаю её вам, коль графа отвергнуть посмела! Пусть грех теперь замаливает. А вы задайте ей не жалеюче! Задайте так, как быки на пастбище корову бывает, все, все отлюбят! Так, чтоб до родного стойла с трудом дошла.

– Вот и стала ты теперь по закону моей, – тихо ухмыльнулся в ухо Степан, обдав запахом гнилых зубов.

Покорно, не сопротивляясь, Агафья дала вытащить себя во двор.

– Куды её? – спросил незнакомый светловолосый слуга.

– А вон, баня рядом видишь, – указал Степан. – Там и оприходуем злодейку. Ты беги, беги приказ графа выполняй. Собирай всех, а я её посторожу.

– Лады, – одну руку Агафьи отпустили из цепкого захвата, и она услышала, как торопливо удаляются шаги. Степан за волосы, за заплетённую с такой любовью и тщательностью косу потащил жертву в баню.

В бане было душно.

В бане было жарко.

В бане было тесно.

Вдоль стен стояли две простые скамейки, да весело горели дрова в печи.

– Первым-то буду всё-таки я у тебя, Агафья, – повалил девушку спиной на скамейку Степан. – Долго будешь меня вспоминать и жалеть, что всё время отказывала.

Внезапно девушка проснулась от дурного удушливого сна. Силы вернулись к ней. Обхватила руками Степана за спину и повалила набок, на деревянный пол вместе со скамейкой.

Вырвалась из цепких объятий, вскочила, схватила первое, что попалось под руку – совок и всунула в открытую дверь печи. Набрала полную гору горящих углей и швырнула, бросила с совка их все ярким метеоритным дождём в лицо Степана.