Кому нужны тритожабные яйца!
Говорю тебе, это была морская бабочка!
Да не сойти мне с места!
Налетел из ниоткуда.
Как увидели красные молнии, так сразу подняли все паруса, чтобы убраться скорее.
Не толкайся, жулик!
Никогда не видел корабля страннее. Затонул на раз-два…
Десять шидов и ни дриллетом больше!
Если бы я жила в той старой выгребной яме, я бы, может, тоже сбежала!
Тритожабные яйца! Кто-нибудь купит эти тухлые вылупляющиеся тритожабные яйца?
Фин нырнул между чьими-то ногами, запрыгнул на скрипучий прилавок, залез на стену и побежал по ней. Ветер усиливался, поэтому он старался избегать открытых улиц (хватит с него воздухоплавания на сегодня) и посматривал вверх на случай падающих с неба сирот.
Пристань бурлила жизнью, и он был от этого без ума. По мнению большинства, город пропах насквозь затхлым морем и немытыми телами. Но он мог уловить за этой вонью сладкий аромат корицы и ягод.
Поднимаясь по мокрой мшистой лестнице к укромной площади, на которой располагалась пирожковая, он уловил неожиданный звук. Кто-то плакал. Ещё через пару шагов звук стал громче. Кто-то не просто плакал, а рыдал в голос. Фин ускорил шаг.
Дверь пирожковой стояла нараспашку, и мошки свободно залетали внутрь. Что-то определённо было не так.
Он осторожно зашёл. Эд и Тэд, как обычно, стояли за прилавком. Но они не шевелились и смотрели в пустоту. Пальцы Тэда замерли внутри кассы, Эд застыла над кадкой с тестом. По их щекам текли слёзы. Они дрожали в беззвучном плаче.
– Что такое? – осмелился спросить Фин. – Что случилось?
Но они будто его не слышали. Он мог с тем же успехом быть призраком, которого они оплакивали.
Тоненькие волоски на руках Фина встали дыбом, и подошвы ног зачесались. Не как от криков «Берегись топора!» или «Стражники! Спасайтесь!», а как когда он, бывало, лежал на своём ложе из кошельков посреди ночи, мансарда поскрипывала и качалась на ветру, и на стенах метались тени. Конечно, он знал, что это лишь его воображение, но ничего не мог с собой поделать: в такие моменты ему виделись рядом чудовища.
Именно так Фин чувствовал себя сейчас. Потому что, как бы жутко Эд и Тэд себя ни вели, рыдания доносились не от них. Звук исходил из печи, в которой находился ход в воровское логово.
Потайная дверь тоже была открыта, и Фин медленно приблизился. Ступеньки скрипели под ногами.
На первый взгляд всё было как обычно: воры и пираты сидели за столами или стояли, привалившись к стенам, держали в руках карты над тарелками с недоеденными пирогами, точили ножи или вскрывали замки на скамейках. Но не было слышно ни смеха, ни разговоров, ни шёпота. Только всхлипы. Все здесь выглядели как Эд и Тэд: пустые лица, мокрые от слёз щёки и глаза, смотрящие в неведомые дали.
Ставик сидел на троне из носовых фигур в дальней части комнаты. Страдальческое выражение на его лице встревожило Фина сильнее всего остального, вместе взятого.
Когда василящура, которого Ставик растил сам с того момента, как тот только вылупился из яйца, кто-то съел на обед, пиратский король лишь пожал плечами. Когда пришла весть о том, что его брата и лучшего друга заточили пожизненно в самых страшных темницах Мраморного Загона, он хихикнул.
«Ставик украл шкуру у дракона», – подумалось Фину. Ставик никогда не плакал. Но сейчас пиратский король рыдал, будто наступил конец света.
Это тебе не плачущее зелье или шмыгающий газ. Здесь творилась
Фин заставил себя сместить взгляд с дрожащего, изуродованного шрамами лица Ставика на тень позади него. Она принадлежала мужчине. И он, как и все вокруг, тоже содрогался от рыданий. Но, в отличие от воров, его глаза смотрели ясно и вдумчиво прямо в то место, где только что остановился Фин, будто он ждал часами, когда кто-то придёт и встанет именно там.
На нём были тёмные одежды. Тёмные одежды, испещрённые звёздами.
По его фарфоровым щекам струились чёрные слёзы.
Глава 12. Сонмы пиратов, приключения и прочее в том же духе (всё недооценено)
Маррилл стояла, облокотившись на перила и опустив подбородок на руки. Позади неё Ардент и Колл обсуждали что-то, стоя над картой, но их разговор заглушали хлопки раздуваемых ветром парусов и скрежет и скрип не знающего покоя рангоута. Дождь остался позади, и теперь они бороздили спокойные золотые воды Пиратской Реки, сияющие на солнце, как расплавленный металл.
Но всего этого удивительного было недостаточно, чтобы отвлечь Маррилл от мыслей о доме. Сердце ныло, в горле стоял комок. Она всё представляла себе, как родители мечутся по гостиной, ожидая, когда же она вернётся. Как долго они будут цепляться за надежду, пока не осознают, что она не вернётся?