Рубин

Ордерион никогда не считал девственность величайшей ценностью. Можно быть девственницей и при этом шлюхой. А можно быть вдовой и при этом девственницей… Но все же он был рад, что Рубин оказалась нетронутой. И вдвойне рад, что он первый и, дай боги, последний ее мужчина.

– Прошу меня простить за опоздание, – услышал он голос той, о ком думал, и обернулся.

«Нельзя быть настолько красивой в траурном платье!»

Ордерион встал, приветствуя Рубин. Галлахер тоже. Отец остался сидеть.

Рубин воспроизвела отточенный и элегантный книксен, после чего подошла к общему столу и остановилась у свободного стула рядом с Ордерионом. Ее платье из черной органзы, украшенное плетением еще более черных вышивок, действительно могло принадлежать только принцессе: слишком скромное для королевы, но непозволительно дорогое для обычной деры. Рубин резким, но ловким движением руки поправила шлейф, тянущийся следом, и вопросительно взглянула на Ордериона.

Он забыл! Он засмотрелся и забыл, что в отсутствии рядом слуг должен отодвинуть для нее стул. Ордерион дернулся к ней, как мальчишка, и вцепился в резную спинку.

Отодвинул. Рубин кивнула, выражая немую благодарность, и грациозно опустилась на свое место, совершенно очаровательным образом выгибая при этом спину, по которой рассыпались ее длинные бело-золотые волосы.

И снова Ордерион замешкался. Галлахер даже откашлялся, призывая брата собраться с мыслями и перестать чудить.

Ордерион вернулся за стол и тут же снова взглянул на Рубин, которая в молчании вопросительно глядела на… Галлахера.

– Мой сын, принц Галлахер, – каким-то странным сдавленным голосом произнес отец и указал на брата рукой.

– Ваше высочество. – Рубин кивнула.

– И его супруга принцесса Хейди, – добавил отец, перемещая руку к кувшину с вином.

– Ваше высочество, – тихо повторила Рубин.

Галлахер и Хейди кивнули в ответ.

Рубин

Не ожидала она увидеть Ордериона в наряде повелителя силы маны. Его белый плащ с капюшоном был подпоясан темно-коричневым ремнем с квадратной пряжкой и едва достигал щиколоток. Из-под него проглядывали складки багрово-коричневого платья-рясы, которые почти касались пола. Почти. Поверх капюшона был заметен белый накрахмаленный воротник-стойка, оплетающий шею до кадыка, словно ошейник.

Рубин поймала себя на мысли, что Ордериону это облачение очень подходило. Не то ему шла игра контрастов белого и багрово-коричневого, не то он просто выглядел более опасным, чем обычно, что лично в ней вызывало вовсе не страх, а предательское возбуждение.

«Стоп! – сказала она сама себе. – Хватит! Лучше подумать о том, почему Ордерион выглядит хуже, чем утром. Это сила берет верх или… он скрывает от остальных, что выздоравливает?»

Тем временем тишина затянулась. Отсутствие слуг в столовой для Турема было явлением редким. К этому шагу отец прибегал, когда хотел обсудить семейные дела без посторонних ушей. Уши в это время находились где-то за дверями. За одной из таких трапез отец сообщил Рубин, что она выйдет замуж за принца Атана. Интересно, сейчас королевская семья Инайи будет обсуждать ее брак с Ордерионом или повременит касаться этой темы, учитывая, что делегация из Турема еще не приехала и договора, как такового, нет?

Рубин снова взглянула на Галлахера. Старший принц унаследовал от отца черный цвет волос с прядями более яркого, чем у Ордериона, красного цвета. Черты его лица были строгими, между бровей уже появились первые морщины, да и в уголках карих глаз мерцали нити их мелкой сетки. А ведь этому мужчине не было и тридцати лет… Карие отцовские глаза Галлахера смотрели с опаской. Прямой узкий нос и аккуратный подбородок тоже достались от старшего родственника, а вот полные губы и ямочки на щеках явно принадлежали не королю. «От матери, наверное», – подумала Рубин и перевела взгляд на Хейди.

На вид той было около двадцати пяти. Окажись инайка на пиршестве в туремском замке под личиной обычной деры – сидела бы где-то в стороне вместе со «старыми девами» и с завистью смотрела на тех, кто помоложе и покрасивей. Рубин никогда не судила дев по прелести лица, но понять, что же вполне привлекательный Галлахер нашел в этой худой, угловатой девушке, очень хотелось. Возможно, слухи не были преувеличены и имел место некий подлог с юни влюбленности?

Лоб Хейди казался слишком высоким. Его можно было бы обрамить красиво уложенными прядями иссиня-черных волос, но принцесса заплела их в тугой жгут на затылке, отчего кожа у висков буквально натянулась. Широкие и густые брови Хейди грозно нависали над ярко-синими глазами и казались чересчур большими. Пожалуй, повезло Хейди только с носом: он смотрелся весьма элегантно и по праву мог считаться эталоном скромности, а вот узковатые губы будто терялись на ее выбеленном лице. «Мелкая, худая и бровастая» – так бы охарактеризовала Хейди Рубин в былые времена… Во времена, когда считала, что родиться красивой – самый ценный подарок богов.