По разогретым доскам стучат подкованные подошвы. Загорелая, с вязью татуировки по запястью рука протягивает деревянную плошку с водой. Сол прижимается лицом к решетке, хватает плошку, жадно пьет. Она слишком велика, чтобы пройти между прутьями, а воды в ней – едва половина. Жара медленно и мучительно убивает, жажда становится постоянной спутницей. Тот мизер, который ему дают, не в состоянии даже на минуту заглушить ее. Морпех выхватывает плошку из рук Сола, уходит. Эдвард прижимается спиной к решетчатой стенке, натягивает рубашку на голову, чтобы хоть как-то защититься от палящего солнца. В Олдноне октим – холодный месяц, туманы сменяются ливнями, морские ветра несут леденящую сырость. Здесь же стоит невыносимая жара. Какая-то жуткая чехарда с климатом в этом мире. Меньше чем за два месяца Сол прошел через туманную осень в штормовую зиму, затем в дождливую весну и вот оказался в палящем лете. Как такое возможно, он до сих пор не понимает, да и не хочет понимать. С некоторым удивлением для себя он осознает, что даже не задумывался, сколько часов в здешних сутках. Нет, часа-то двадцать четыре, и циферблат ничем не отличается от привычного, земного. Но соответствует ли минута здешняя минуте земной? Какова длительность дня? Теперь он понимает, что в Олдноне он жил словно в бесконечной осени – темнело всегда рано и светало поздно. Здесь же, наоборот, дни казались бесконечными, а ночи – короткими, хотя на экваторе они должны быть примерно равны.
– Смешно, – бормочет Сол себе под нос. – До сих пор мне было недосуг думать об этом. Интересно, все эти отличия появились только сейчас, когда я о них задумался, или существовали всегда, вне зависимости от моего внимания?
Между тем на палубе вокруг клетки что-то происходит. Тревожная суета, понукаемая выкриками офицеров. Спускают на воду шлюпки, швартуют их, пополняют запасы. Матросы о чем-то перешептываются, беспокойно поглядывая на подобравшихся мидшипменов, мичманы – плотник, кузнец и канонир – сосредоточенно проверяют свои епархии, наспех ладят и ремонтируют что-то. Морпехи возятся с оружием, просушивают на расстеленных платках порох.
Корабль начал готовиться к отплытию. Война все-таки нашла его, притаившегося у чужого берега, и уверенно потянула его в свой водоворот.
Вечером к клетке Сола является сам Данбрелл.
– Ты изменник и преступник. Тебя нужно вздернуть на рее в назидание другим.
Сол поднимает воспаленный взгляд на капитана. В нем нет особенного беспокойства – ничего нового Данбрелл сейчас не сказал. Но сама формулировка говорит о том, что сейчас баронет со значительным видом скажет «но…».
– Но проклятый республиканский корабль забрал у меня слишком много хороших парней. Нам предстоит битва, большая битва. Объединенная армада датчей и республиканцев собралась и готовится дать бой Грандфлиту адмирала Лонсена. «Агамемнону» приказано присоединиться к флоту.
Сол молчит. Нетрудно догадаться, что хочет предложить Данбрелл. Нетрудно предсказать и его, Сола, ответ на это предложение. Но сцена должна быть сыграна полностью.
– Я даю тебе шанс. Примешь участие в битве и покажешь себя достойно – будешь помилован и продолжишь службу. Струсишь или попытаешься перебежать – свои же пристрелят тебя, как собаку. Откажешься – через час спляшешь джигу в петле.
Они буравят друг друга взглядами. Наконец Сол кивает:
– Согласен.
Данбрелл уходит, бросив по пути короткую команду охраннику-морпеху. Тот, ворча под нос ругательства, достает из кармана ключ и отпирает ржавый, в белых пятнах соли замок. Сол выбирается из клетки на корточках, не опускаясь на четвереньки. Распрямляется, пошатываясь на ослабевших, затекших ногах. Странно, но за пределами клетки воздух кажется свежей и прохладней.
Хорошо. Сегодня он не умрет.
Данбрелл спешит: уже второй день корабль идет под полными парусами и паром. Гребные колеса вспенивают воду, выпирающий книзу нос вздымается над водой, поднимаясь на гребнях волн. Морпехи дежурят при полном снаряжении, черные кожаные цилиндры блестят от ваксы, медные кокарды начищены, белые отвороты мундиров сияют чистотой. Слух ползет от солдата к матросу, от топсейлсмена к трюмному: будет жестокая битва. Объединенная армада врага больше и сильнее нашей, но не зря же сам Лонсен возглавляет Хоумфлит. Слухи об этом адмирале ходят совершенно фантастические. Говорят, у него нет глаза и правой руки; он участвовал в десятке абордажей; в молодости на фрегате он взял три линкора; из-за древнего заговора пули ранят его, но не могут убить; он никогда не спит и, как орел, может фокусировать взгляд сразу на двадцати разных точках…