Ртуть

Минуты превратились в час, который превратился в три часа. Могло быть и больше. Было трудно определить, сколько времени прошло, сидя на спине этого бугристого, неудобного животного. Грудная клетка Аиды была слишком широкой, и каждый раз, когда я наклонялась вперед, упираясь в переднюю часть седла, мои бедра горько жаловались. Моя задница, а также гораздо более чувствительные части моей анатомии чувствовали себя так, словно стерлись до крови, и это было совсем не весело.

Крики становились все громче. Аида держалась ближе к лошади Кингфишера, периодически беспокойно вскидывая голову. Раз или два она бросалась на Кэрриона, щелкая зубами, недовольная тем, что странное бессознательное существо подобралось слишком близко. То, что мне до сих пор удавалось держать ее подальше от лица Кэрриона, было чистой удачей. Если мы доберемся до места назначения, где бы оно ни находилось, и у контрабандиста не окажется ни одной рваной раны на лице, он будет у меня в большом долгу.

Я держала язык за зубами, сколько могла, но в конце концов темнота, кричащие тени и бесконечный холод взяли свое.

— Сколько нам еще осталось? — Я планировала выкрикнуть эти слова так, чтобы Кингфишер услышал меня сквозь ветер, шумящий в ветвях деревьев, и ровный металлический скрежет удил, которые нервно жевали лошади, но волнение пересилило, и вопрос прозвучал надтреснутым шепотом. От необходимости повторять меня спас острый слух Фишера.

Его голова повернулась на дюйм вправо — единственный признак того, что он меня услышал. Но затем он сказал:

— Мы почти на месте. Осталось всего полчаса. Если пойдем рысью, то прибудем еще раньше.

Рысью? Я язвительно рассмеялась.

— Ничто из того, что ты можешь сказать или сделать, не заставит меня биться задницей об это седло сильнее или быстрее, чем сейчас.

— Немного некомфортно, человек?

— Это не подходящее слово, — проворчала я.

— Я с радостью избавлю тебя от боли и страданий, как только мы достигнем пункта назначения. Мне говорили, что мои губы обладают целебными свойствами. Особенно если их использовать между бедер. — В голосе Кингфишера звучало обещание, сотканное из темного шелка. Соблазнительное. Немного волнующее, если быть честной. Но я была не расположена к честности. Я была раздражена и меня уже тошнило вздрагивать каждый раз, когда какая-нибудь веточка касалась моей руки. Я хотела, чтобы эта маленькая полуночная прогулка поскорее закончилась.

— Я удивлена, — фыркнула я.

— Почему?

— Удивлена, что ты предлагаешь провести какое-то время между моих ног. Особенно после того, как я стащила у тебя нечто столь ценное в прошлый раз, когда обманом заставила тебя приблизиться ко мне.

Я заметила, как плечи Фишера затряслись, словно он смеялся.

— Ты действительно думаешь, что я не заметил, как ты взяла кольцо?

— Я уверена, что ты не заметил.

— О, да ладно тебе. Я понял, что ты задумала, как только ты забралась ко мне на колени.

Кажется, я бы предпочла густую тишину, пронизанную предсмертными криками, самодовольному тону Кингфишера.

— Боги, ты ведь ненавидишь это, правда? Быть одураченным человеком. Почему ты не можешь просто признать, что я тебя провела?

— В Санасроте наступит зима, прежде чем ты обманешь меня. — Он сказал это так уверенно, словно это было очевидным фактом. — Я понял, как только ты вошла в кузницу, что ты что-то задумала. Признаюсь, меня заинтересовало, что ты затеваешь.

— Ух ты. Ты предпочитаешь продолжать врать и копать себе яму еще глубже, чем признать правду. Твое самомнение впечатляет, Фишер.

— Я не лгу.

— Серьезно.

— Серьезно.

— Хорошо. Отлично. Скажи мне тогда, как же я выдала себя, если было так очевидно, что я что-то задумала?

— Ты принесла с собой в кузницу сумку. Сумку, набитую едой и одеждой. Иначе говоря, припасами.

— Откуда ты знаешь, что в ней были еда и одежда?

— Потому что я посмотрел, когда ты не видела.

Мой рот приоткрылся от возмущения.

— Засранец! Ты не имеешь права рыться в чужих сумках!

— Это говорит воровка, которая украла ценное украшение прямо с моего пальца. И при этом терлась о меня всем телом, чтобы отвлечь.

Он был прав. В прошлом я совершала множество неблаговидных поступков, чтобы получить то, что мне было нужно. Но целовать кого-то так, как Кингфишера, мне никогда не приходилось. Я не собиралась целовать его так. Это произошло случайно. В данный момент у меня не было желания заниматься более глубоким самоанализом.

— Значит, ты хочешь сказать, что я все-таки отвлекла тебя, — возразила я.

Он только рассмеялся.

— А я-то злился, что мне придется таскать за собой беспомощного, бесполезного человека, который будет только обузой. Но, оказывается, с тобой не скучно! По крайней мере, я могу рассчитывать на то, что ты меня немного развлечешь.

Честно. Он был таким куском дерьма. Как он мог так себя вести? Я была там, в кузнице. Я чувствовала его руки на своем теле. В волосах. Как настойчиво он исследовал языком мой рот. Он отвлекся, точно.

— Ты полон дерьма. Я почувствовала, как сильно ты… — Я захлопнула рот. Мои щеки вспыхнули, и я была близка к тому, чтобы смутиться.