Ртуть

— Нельзя утопить то, что уже мертво.

Почему его это ничуть не беспокоило? Мне казалось, что он вляпался в серьезное дерьмо и мало что делает, чтобы выбраться из него.

— Дания…

— Дания справится. Все справятся. К утру все забудется. Феи живут долго. Мы давно поняли, что обида — это отличный способ испортить десяток-другой лет. Мы быстро все уладим, и покончим с этим.

Он заблуждался.

— Я была в штабе. Ты ничего не решил с теми капитанами, Фишер.

— Может ты перестанешь беспокоиться о моих друзьях и начнешь о…

— Мне нужны ответы! — воскликнула я. — Почему Малкольм был другим? Он не был похож на вампиров. Он казался…

— Нормальным?

— Да!

— Малкольм — вампир из высших фей. Самый первый. Тысячи лет назад нас прокляли, и феи превратились в нечто очень похожее на Малкольма. Когда было найдено лекарство, мой прадед и большинство других ивелийских фей приняли его. Они были в ужасе от того, в каких чудовищ превратились, и хотели вернуться к прежней жизни. Но были и те, кому понравилась темная магия, которую подарило им проклятие. Им нравилась власть и обещание бессмертия.

— Разве феи не бессмертны?

Фишер усмехнулся.

— Нет, малышка Оша. Мы не бессмертны. Продолжительность нашей жизни — предмет многочисленных исследований и предположений. Мы переживаем ваш род на много-много лет. Но мы стареем. В конце концов, мы умираем. Были и такие, как Малкольм, которые не хотели стареть. Им недостаточно было тех тысяч лет, которые им уже были дарованы. Поэтому они приняли то, что должно было стать наказанием, с распростертыми объятиями. Малкольм — самый сильный из них. Их король. Из всех фей, решивших остаться вампирами, он один достаточно силен, чтобы полностью обратить кого-то и сделать так, чтобы он остался самим собой. Сохранил личность и черты характера. Когда его принцы кусают и обращают кого-то, их жертвы умирают и возвращаются без души, не более чем бездумные, голодные оболочки. Они подчиняются своим хозяевам и питаются.

В словах Фишера был бездонный колодец ужаса. Я даже представить себе не могла, как ужасно быть полностью опустошенным одним из принцев Малкольма и знать, что ты обречен вернуться одним из этих существ.

— А с людьми такое тоже случается? — спросила я, боясь услышать ответ.

— Как ты думаешь, куда делось большинство представителей твоего вида? Подавляющее большинство орды Малкольма когда-то были людьми. Феи, которые решили излечиться от своего проклятия, пытались защитить низших существ и людей, живущих в этом мире, но на них было легче напасть. Они были более уязвимы. У них не было магии, чтобы защитить себя, так что…

— Так что… — Меня сейчас стошнит. Я хотела знать, но теперь, когда он рассказал, мне было невыносимо думать об этом. — Ты был с ним, не так ли? Все те годы, что отсутствовал.

Лицо Фишера стало непроницаемым.

— Я не могу тебе этого сказать, — ответил он.

Я не могу тебе этого сказать.

Наблюдая за тем, как его лицо напряглось еще больше, какая-то часть меня узнала эту реакцию. Как будто он сопротивлялся или пытался преодолеть что-то. Как будто он не контролировал себя…

И так оно и было.

Он не контролировал себя.

— Ты связан, не так ли? — Потрясенно спросила я. — Ты буквально не можешь сказать мне…

— Прекрати, — приказал он. Я ожидала, что он испытает облегчение. По крайней мере, немного радости, что наконец кто-то понял, почему он не хочет делиться тем, где был и что делал. Но реакция Фишера была похожа на беспокойство. Даже на раздражение. — А ты не думала, что я могу не рассказывать, потому что это не твое дело? — резко спросил он.

— Это мое дело. — Я приняла жесткую позу, упершись ногами в его ковер.

— Нет, не твое.

— Все, что происходит с тобой, касается и меня. И я не дура. Последние пятнадцать минут ты казался не таким придурком, каким был с тех пор, как поднял меня с пола в Зеркальном зале и спас. Ты снова начал огрызаться, только когда захотел оттолкнуть меня. Холодные колкости и отвратительное дерьмо, вылетающее из твоего рта, — это способ держать людей на расстоянии, не так ли?

— Ты понятия не имеешь, какой я, — прорычал он.

Возможно, он был прав. Но я начинала догадываться. Начинала понимать его. И сколько раз Рен говорил это? Я знаю его. Он не такой, каким кажется. Он сейчас не в себе. Все это было прикрытием. Словно завеса медленно отодвигалась, и я начинала видеть сквозь нее.

— Ты не так сильно ненавидишь меня, как притворяешься, — сказала я.

Он шагнул ко мне, словно лев, хищный, опасный.

— Разве нет?

— Нет.

— Интересная теория.

— Я не думаю, что ты меня ненавидишь.

Он рассмеялся, но сделал еще один шаг вперед.

— Значит, ты очень высокого мнения о себе, не так ли?

— Я знаю, что ты хочешь меня. — Я не отступила, хотя мое тело кричало мне, что я должна это сделать.

— Я могу хотеть трахнуть тебя и при этом ненавидеть, малышка Оша.

Я покачала головой, стараясь не обращать внимания на жар в его глазах.

— Нет. Дело не в этом.

Еще один шаг, и он снова окажется лицом к лицу со мной.

— Тогда в чем же дело?