Ртуть

Черчилль воспринял эти слова с величайшей серьёзностью; видать, Даниель ненароком изрёк что-то крайне глубокомысленное. Они часто встречались в Уайтхолле, где Черчилля окружал некий ореол значимости, начинавшийся с парика. Всегда заранее чувствовалось, что он подходит. Сегодня Черчилль был куда значительнее обычного, и всё же от ауры остался один парик, который не мешало бы почистить и причесать. Легко было увидеть просто сынишку сэра Уинстона, выпестованного Королевским обществом и отправленного на время в мир царедворцев.

– Отныне так будет при встрече с каждым, – сказал Черчилль. – Старые схемы, по которым мы оценивали человека, рухнули вместе с абсолютной монархией. Ваша революция проникла повсюду. И она коварна. Не знаю, может быть, в конечном счёте вы падёте её жертвой, но, коли это случится, не от моей руки…

– Ваше лицо словно говорит: «при условии»…

– При условии, что вы и впредь будете врагом моих врагов.

– Увы, у меня нет выбора.

– Так вы говорите. Но когда вы пройдёте в эти ворота… – Черчилль указал на Среднюю башню в конце дамбы – зубчатый силуэт на фоне оранжевого неба, – то окажетесь в Лондоне, который не сможете узнать. Пожар столько не изменил. В новом Лондоне узы верности и союзничества тонки и непостоянны. Это шахматная доска, на которой есть фигуры не только чёрные и белые, но и других оттенков. Вы слон, я конь. Я могу заключить это по нашим силуэтам и по тем переменам, которые мы производим на доске, но в свете костров трудно определить ваш истинный колер.

– Я не спал сутки и затрудняюсь вас понять, когда вы говорите метафорами.

– Дело не в усталости, а в том, что вы пуританин и натурфилософ. Обе эти категории не горазды воспринимать намёки и недомолвки.

– Я безоружен против ваших выпадов. Поскольку никто нас не слышит, прошу вас говорить без обиняков.

– Отлично. Я многое знаю, мистер Уотерхауз, поскольку принадлежу к тем людям, которые обмениваются новостями, как торговцы бумагами на бирже. В частности, я знаю, что Исаак Ньютон сегодня в Лондоне.

Даниеля изумило, что Джон Черчилль вообще знает, кто такой Исаак Ньютон. Тот продолжал:

– И ещё я знаю, что Енох объявился в городе несколько дней назад.

– Енох Красный?

– Не стройте из себя дурачка. Это внушает подозрения, поскольку я знаю, что вы умны.

– Я так презираю алхимию, что сердце отказывается принимать ведомое разуму.

– Именно так вы бы ответили, будь вы из их числа и желай это скрыть.

– А-а, теперь я понимаю, что вы имели в виду, говоря о цвете шахматных фигур… Вы думаете, что я прячу под платьем алую мантию алхимика?! Какой абсурд!

– По-вашему, мне должно быть известно, что это абсурд? Прошу вас, ответьте, сэр, откуда? Я не так учён, как вы, признаю, но ещё никто не обвинял меня в тупости. И я говорю, что не знаю, связаны вы с алхимией или нет.

– И вам досадно не понимать, – задумчиво протянул Даниель.

– Не просто досадно, опасно. Я знаю, как в данных обстоятельствах поступит солдат, пуританин, французский кардинал или бродяга – за одним единственным исключением; однако мотивов эзотерического братства не понимаю, и мне это не по душе. А поскольку при новой власти я собрался быть человеком влиятельным…

– Да, да, ясно. – Даниель вздохнул и постарался взять себя в руки. – По-моему, вы слишком серьёзно их воспринимаете. Ибо не было ещё такого скопища прохиндеев, фанфаронов, шарлатанов и простофиль…

– И к какой из этих категорий относится Исаак Ньютон?

Вопрос оглушил Даниеля, как удар в челюсть.

– А как насчёт короля Карла Второго? Кто был его величество, шарлатан или простофиля?

– Я так и так должен с ними поговорить, – сказал наконец Даниель.

– Если вы сможете проникнуть сквозь это облако, мистер Уотерхауз, я буду вам обязан.

– Насколько?

– Что вы задумали?

– Если граф встретит смерть нынешней ночью, может ли это сойти с рук?

– Смотря какой граф, – спокойно отвечал Черчилль. – Кто-то и где-то этого не забудет. Учтите.

– Сегодня я прибыл со стороны реки, – сказал Даниель.

– Это уклончивый способ сказать, что вы попали сюда через Ворота изменников?..

Даниель кивнул.

– Я, как видите, прибыл по суше, но многие скажут, что я вошёл через те же ворота.

– Значит, мы в одной лодке, – объявил Даниель. – Говорят, что нет чести меж ворами – не знаю, не проверял, зато, может быть, есть честь меж изменниками. Если я изменник, то честный; совесть моя чиста, если не репутация. Посему сейчас я протягиваю вам руку, Джон Черчилль, и можете стоять и смотреть на неё всю ночь, коли вам так угодно. Однако если вы готовы встать за моей спиной и поддержать меня, покуда я буду разбираться с алхимиками, мне бы очень хотелось, чтобы вы взяли мою руку в свою и пожали по-джентльменски; ибо, как вы заметили, эзотерическое братство сильно, и я не могу против него действовать, не чувствуя за собой другого эзотерического братства.

– Вы прежде заключали договоры, мистер Уотерхауз?

– Да, когда работал архитектором и прочее.