У нас будут гости. Папа пригласил всех сотрудников «Нового мира» и своих боевых друзей.
— Не знаю, дело, конечно, твое, — вздыхает мама, — но я, честно говоря, не представляю, как сюда втиснется столько народу. Не то что сесть, и встать-то будет негде.
— Можно сдвинуть два сундука вместе, получится нечто-то вроде широкой скамьи, — размышляет папа. — Только желательно чем-то прикрыть их. Я сегодня заглянул в наши «Ткани», там есть вполне приличный тисненый плюш.
— Да, я видела, — соглашается мама.
— Нужно купить метров десять и сшить покрывала.
— В таком случае заодно и на дверь сделать штору. Ты не представляешь, до чего мне осточертело каждую ночь просыпаться от Наининых каблуков.
— Разумеется, сделаем и штору.
— Ниноленьки, если теперь есть деньги…
— Какие деньги? Может, и есть, да не твои!
— То надо послать Сашке! — говорит бабушка.
— Да, больше уж некому посылать, как этому прохвосту!
— Он просит десять тысяч на кабанчика!
— Что ты говоришь?.. Просит. Имеет еще наглость просить, мерзавец! Как он просит — в долг или насовсем? А как он тебя на улицу вышвырнул, он уже забыл? И главное, что мне нравится — хороши аппетиты: десять тысяч! Да за десять тысяч не только что кабанчика, а весь свинарник уступят. С пастухом в придачу.
— Он после сала пришлет!
— Разумеется. Сала пришлет и сам явится, собственной персоной — лично выразить благодарность. Чтоб я имени его в моем доме не слышала, ясно тебе? Еще раз заикнешься об этом прохвосте, поедешь обратно к нему в Минск. Если он вдруг воспылал к милой сестрице столь нежными чувствами, пусть у себя и держит. Десять тысяч! Ни больше ни меньше! Скотина немазаная! И она еще адвокатом у него выступает!
Папа заталкивает чемоданы на антресоли, Наденька ему помогает.
— Подождите, подождите! — командует снизу мама. — Не пихайте как попало. Кладите все-таки так, чтобы можно было вытащить.
Пишущая машинка больше не будет стоять на чемоданах — папа купил себе настоящий письменный стол, с ящиками и дверцей. И еще он купил книжный шкаф.
— Прекрасно, среднюю полку я займу под свои вещи, — объявляет мама.
Папа пытается отстаивать шкаф.
— Да, но как это, Нинусенька, будет выглядеть?
— Ничего страшного, можно прикрепить изнутри занавесочку.
— Дверцы для того и делаются стеклянными, чтобы видеть корешки книг.
— Ах, боже мой! Мы не в Юсуповском дворце, а в одной комнате. Приходится как-то приспосабливаться. Вобью два гвоздика. Кстати, а куда же они повесят пальто? Не шутка — сорок человек гостей. Пойду разыщу Макара Федоровича. Пусть хотя бы прибьет в прихожей доску с крючками. Все-таки какое-то решение проблемы.
— Говоры, Ниноленьки, что купить! — волнуется бабушка. — Слетаю к Елисееву, мадам Щеглова сказала, там сегодня колбасу дают.
— Да, действительно, — вздыхает мама, — не красна изба углами, а красна пирогами. Нужно решить, чем мы будем кормить всю эту ораву.
— Не извольте, Елизавета Францевна, беспокоиться, — говорит папа, — все будет сделано и куплено без вас.
— Почему ты не хочешь, чтобы она съездила? — удивляется мама.
— Потому что она вместо колбасы приволочет собачью требуху.
— Зачем ты говоришь глупости? Человек хочет помочь…
— Не человек, а теща, — бурчит папа. — Теща — не человек. И вообще, я тебе уже, по-моему, сказал, Нинусенька, что никакой помощи мне не требуется. Я приглашаю достойных людей и не хочу, чтобы они в моем доме отравились какой-нибудь гадостью.
— Что за мерзкая манера вечно все утрировать! Никто еще никогда в этом доме ничем не отравился. Обязательно все охаять и извратить. Не знаю, может, позвать Леру Сергеевну, пусть сделает закуски?
— Прошу тебя, Нинусенька, никакой Леры Сергеевны и вообще никаких соседок и приятельниц! Я все сделаю сам.
— Что ж, делай… Ты не успеешь. Ты еще должен сварить пунш. И времени осталось всего-навсего три дня.
— Прекрасно успею. Пока мясо будет тушиться, я собью майонез и приготовлю закуски. А пунш варится в последний момент — он должен быть горячим. Только убери, пожалуйста, отсюда тещу.
— Что значит — убери тещу? Как это — убери тещу?
— Отправь ее куда-нибудь. С глаз долой, из сердца вон.
— Куда же я могу ее отправить?
— Пускай съездит навестит племянника в Тушино.
— Ты смеешься! Чтобы она там рассказала, что мы принимаем гостей, а их не пригласили.
— Не знаю. Ушли куда угодно, но чтобы духу ее тут не было.
— Да в своем ли ты уме? Куда же я могу ее услать?
— К чертям собачьим.
— По-моему, Павел, ты просто издеваешься надо мной. Как это ты себе представляешь — чтобы я выгнала собственную мать из дому?
— Не выгнала, а удалила — на один вечер.
— Прекрасно! Может быть, мне тоже куда-нибудь удалиться? Чтобы ты чувствовал себя легко и привольно?
— Нинусенька, если ты хочешь устраивать сцену, то, должен сказать, ты выбрала совершенно неподходящее время.
— Я вовсе не собираюсь устраивать никаких сцен, но существуют, в конце концов, нормы и правила порядочного поведения. Да, не перебивай меня! Не говоря обо всем прочем, это просто неприлично — выставить мать за дверь.
— Значит, ты хочешь, чтобы это чучело восседало за столом и высказывало свои суждения?