Розы и хризантемы

Я встаю и побыстрей одеваюсь — чтобы поменьше слушать ее. Тетя Дуся не обращает на меня внимания. Я выхожу на улицу. Тихо. Никого нет. Нет, кто-то есть. Кто-то идет со стороны Хорошевки. Но не грабители, нет… Просто какая-то женщина с ребенком… Кажется, девочкой…

— Ты куда это?.. Куда это ты направляешься?

Батюшки! Это Лера Сергеевна… С Инной… Ну конечно: возвращаются из театра. Лера Сергеевна недавно хвасталась маме, что Инна сейчас занята во многих спектаклях. В каком-то спектакле, кажется в «Щелкунчике», у нее есть даже сольный номер. Угораздило же меня их встретить!

— Ты куда идешь?

Если бы я сразу догадалась, что это они, я бы успела спрятаться… Почему я не догадалась!.. Теперь надо что-то придумать… Что-то сказать им…

Инна стоит — раскрыла рот и смотрит на меня. Стоит и смотрит. Что же им сказать?.. Надо что-то сказать…

— В магазин…

— В магазин?! Какой магазин? Ты что? Бог с тобой! Ты знаешь, который час?

Какая разница, который час! Мне все равно, который час!.. Я должна идти!

— Ну-ка, ну-ка, поди-ка сюда! — Я стараюсь отскочить, но Лера Сергеевна ловит меня за рукав. — А ну-ка пошли домой! Сию минуту домой!.. Новости — в магазин! Это надо ж такое придумать. Магазины давным-давно все закрыты, трамваи и те не ходят! Пошли, пошли… В такую пору… Нам вон пешком пришлось идти. Спектакль затянулся, последний трамвай упустили. А ты — в магазин!.. Во втором часу ночи в магазин! Пошли, пошли…

Нет, я не пойду с ней. Ни за что не пойду. Я пойду туда, куда я должна идти! Туда, где папа. Я изо всех сил дергаюсь, вырываюсь от нее и бегу, бегу, не оглядываясь.

— Ты что, ты куда?! — кричит Лера Сергеевна за моей спиной. — Вернись сейчас же! Вернись, я тебе говорю! Да что же это?.. Я все скажу твоей маме! Ты слышишь? Сейчас же пойду и скажу!.. Что же это такое?..

Пускай! Пускай идет, пускай говорит… Пускай говорит, что хочет.

— Павел, придется перевести маму обратно. — Мама поджимает губы и принимается передвигать посуду на столе.

— Что такое, Нинусенька? Драгоценная теща вновь исчерпала меру терпения своей очередной благодетельницы?

— Да, исчерпала!.. Здесь многие исчерпали меру всякого терпения. — Мама переставляет чайник на подоконник, поправляет занавеску, щупает землю в вазоне с олеандром — не слишком ли сухая. — Терпение, между прочим, тоже не беспредельно. Не мешало бы иногда иметь это в виду. — Возвращается к столу, топчется, ищет, что бы еще такое переставить и передвинуть. — Во всяком случае, я не собираюсь допускать, чтобы меня в моем возрасте поучали и воспитывали.

— Не можешь ли ты, мой любезный Кисик, выражаться понятнее… — папа вздыхает и закидывает ногу на ногу, — и объяснить, кто имеет дерзость тебя поучать и воспитывать.

— Понятнее, по-моему, некуда. Нет, это все-таки удивительно, как люди себя выдают: едва только почувствовала, что я в какой-то мере от нее завишу, тотчас на глазах переменила тон! Десять лет была куда как мила и любезна и вдруг, извольте радоваться, принялась читать мне нотации. Нашла себе дурочку для наставлений. Тонкие намеки при толстых обстоятельствах. Не важно…

— По-моему, Нинусенька, ты ошибаешься… — Папа вздыхает, приглаживает волосы. — В данном случае это чрезвычайно важно. Надеюсь, ты и сама понимаешь, что, если драгоценная теща вновь вселится сюда и будет денно и нощно торчать под носом, жизнь станет абсолютно невыносимой. Постарайся выяснить у своей строптивой Леры Сергеевны: может, она просто-напросто желает, чтобы ей больше платили?

— Нечего выяснять! Жизнь уже и так абсолютно невыносима! — перебивает мама. — Куда уж более — выдерживать все эти муки да еще выслушивать нарекания соседок! Вместо капли внимания и сочувствия… Слава богу, десять лет жила со всеми в мире и дружбе… — Она опускается на стул и всхлипывает. — Действительно, можно подумать, что я такой уж невыносимый склочник…

— Извини, Нинусенька… — Папа трет пальцами подбородок. — Какое это все имеет отношение к тещиному переселению?

— Прекрасно! Ты не понимаешь. Не понимай себе… Рассорил меня с близким и полезным мне человеком и теперь, видите ли, не понимает! Замечательно!

— Каким образом, Нинусенька, я рассорил тебя с близким и приятным тебе человеком?

— Я сказала: полезным! Своим проклятым пьянством довел дело до того, что стыдно людям в глаза посмотреть! Ночи напролет развлекается в этом притоне! Скажи мне как?.. Как еще на тебя воздействовать? Что еще можно сделать? Чтобы ты наконец понял, увидел, осознал, в какую пропасть ты катишься? Молчишь… Нечего сказать…

— Нинусенька, я молчу не потому, что мне нечего сказать, — папа вздыхает, — а потому, что не вижу ни малейшей связи между моим поведением и тещиным переселением.