Розы и хризантемы

— Да, разумеется! А мебель? Все эти шторы, покрывала? Один банкет, я думаю, обошелся тысячи в три! Перловой каши!.. Перловая каша — это действительно ерунда. Ты не забывай: я каждый месяц плачу и домработнице, и за угол для матери. А преподавательница музыки? Почти целый год — псу под хвост, конечно, но ведь не вернешь. Да мало ли!..

— Извини меня, Нинусенька, но это все не может составить двухсот тысяч.

— Что значит — не может? Это всё деньги.

— Это не те деньги. Чтобы в течение двух лет потратить двести тысяч…

— Двести тысяч! Заладил, как попугай, — двести тысяч! Я уже показала тебе, куда ушли твои двести тысяч!

— Нет, мой милый Кисик, ты мне ничего не показала. Чтобы в течение двух лет потратить двести тысяч, нужно было покупать не шторы и покрывала, а золото и бриллианты.

— Боже мой, что за инсинуации? На что ты намекаешь? Ты имеешь в виду, что я сделала себе зубы? Да, действительно, купила золотую десятку и сделала из нее одиннадцать коронок! К твоему сведенью, ее еще и не хватило. Пришлось в придачу пожертвовать этими дурацкими серьгами с красными пуговицами. И вообще, я не понимаю: ты считаешь, что я должна была остаться без зубов?

— Я не считаю, что ты должна была остаться без зубов, напротив, я считаю, что это замечательно: наконец-то после двадцати пяти лет возражений и упирательств ты решилась расстаться с безвкусными мерзкими тещиными серьгами, которые я всю жизнь ненавидел. Какое облегчение! Не придется больше платить за них ломбарду.

— Вот именно! Ломбард, между прочим, тоже не малая статья расхода.

— Н-да… — соглашается папа. — И абсолютно бессмысленная.

— Бессмысленная статья расхода — это, если хочешь знать, твои займы. Да, да, я теперь вспомнила! Имеет бесстыдство упрекать меня в транжирстве, а сам подписался на пятнадцать тысяч займа! Фанфарон! Миллионщик! Симонов и Фадеев, вместе взятые! Вечное желание пустить кому-то пыль в глаза.

— Нинусенька, ты бы хотела, чтобы при таких заработках я еще увиливал от займов?

— Каких заработках? О каких заработках ты говоришь? В доме вечно шаром покати!

— Нинусенька, я каждый месяц получаю три тысячи зарплаты — не считая гонораров.

— Которые уходят на пропой!

— И не считая тех двухсот тысяч, — папа хмурится и постукивает ногтями по краю стола, — которые были получены за роман и которые ты сумела с поистине невероятной ловкостью пустить по ветру.

— Не смей! Не смей мне больше вспоминать об этих двухстах тысячах! Их давным-давно не существует! — Мама пинает ногой табуретку.

— Весьма прискорбно, если их не существует. Непонятно только, куда они девались…

— Да, вот именно! Куда земля девается, когда палка втыкается!.. Меньше надо было поить всех этих мерзавцев.

Девочки жалуются, что у нас в классе скучно. Что мы ничего не делаем, не проводим никакой работы. Может, это и правда, но, когда я назначила сбор звена, никто не остался, все ушли. Я не знаю, что можно сделать, чтобы было не так скучно.

— Хочешь, — говорит Ика, — сходим посоветуемся с Ниной Константиновной? Ты ее видала? Мировая тетка. Во тетка!

Нина Константиновна — заведующая учебной частью в средней школе. Матрена Георгиевна — в младшей, а Нина Константиновна — в средней. Пятый класс — это уже средняя школа.

— Пятый «Д»? — спрашивает Нина Константиновна и смотрит на нас — сначала на меня, потом на Ику, потом опять на меня. Глаза у нее черные и какие-то замечательно лучистые. И как будто видят тебя насквозь. — Я сама собиралась к вам зайти. Хорошо, что вы пришли. Ты Никонова, не так ли? А ты — Штейнберг?

Откуда она знает? Помнит наши фамилии… У нее же тысяча учениц! Больше тысячи… И мы никогда даже с ней не разговаривали…

— Ну — так рассказывайте! — говорит Нина Константиновна. — Что происходит в классе?

— Мы не знаем… Ничего не происходит… Скучно…

— Скучно? — Она смотрит серьезно, но в глазах прыгают искры — как будто она чему-то радуется. — Это скверно, когда скучно. А как вы думаете, почему у вас одиннадцать неуспевающих?

Одиннадцать неуспевающих? Мы об этом ничего не думаем… Мы и не знали, что у нас одиннадцать неуспевающих… Мышка нам не объявляет.

— А какая пионерская работа проводится в отряде?

— Никакой…

— Я слышала, вы ставили пьесу. О событиях в Корее.

И это она знает? Откуда она все знает?..

— Ставили. Но давно, на Октябрьские праздники…

— Понятно… — Она опять смотрит на нас. Мы вздыхаем. — Я к вам зайду. А вы пока что подумайте, что нужно сделать, чтобы изменить положение. Договорились?

Договорились… Хотя, в общем-то, мы не знаем, о чем нам думать… Но она в самом деле мировая тетка. Пожалуй, даже больше чем мировая!

— Иди, тащи его, сволочь проклятую! — говорит мама. — Опять! Опять забился в этот чертов притон. Ничего не действует, ничего не помогает — хоть кол на голове теши. Каждый выплатной день — все сначала. Та же история. Чтобы они все сдохли!.. Господи, неужели не будет конца этому?! Что за муки такие?..