Розы и хризантемы

— Я ничего не требую! Я давно ничего не требую, я только прошу, чтобы ты хоть немного со мной считался. Партсобрание! Партсобрание бывает раз в месяц, а ты умудряешься исчезать трижды на неделе.

— Нинусенька, извини, но я не могу сидеть возле тебя все лето, как пришитый.

— Ах, вот как!.. Что ж… Было время, когда для тебя не существовало большего счастья, чем сидеть возле меня.

Папа тяжко вздыхает.

— Да! — плачет мама. — Вспомни, вспомни хотя бы, как ты умолял меня ехать с тобой из Ростова в Москву! А теперь ты только и делаешь, что на каждом шагу подчеркиваешь, какая это для тебя обуза и тяжкая обязанность — уделить мне хоть каплю внимания. Отдалился, скрытничаешь, я для тебя больше не существую. Не советуешься, ни во что меня не посвящаешь, полное отчуждение, холодность!

— Я всегда с тобой советуюсь, мой дорогой Кисик, но посвящать тебя во все тонкости и перипетии литературной кухни, поверь, не имею возможности.

— При чем тут литературная кухня? Зачем ты пытаешься увести разговор в сторону? Ты ему про Фому, а он тебе про Ерему! Боже, простить себе не могу! Какой надо было быть идиоткой, чтобы согласиться ехать сюда! Торчать целыми днями на этом проклятом участке и любоваться коровником!..

— Зачем же, Нинусенька, торчать на участке? Можно сходить в лес, на речку…

— Сам ты что-то не рвешься ни в лес, ни на речку! Все эти развлечения ты предоставляешь мне, а сам подхватываешься и несешься в Москву!

— Нинусенька, я никуда не несусь, я целыми днями сижу и работаю. По-моему, не требуется особой наблюдательности, чтобы это заметить. Если куда и выхожу, то только в дом творчества за питанием.

— Не пытайся заморочить мне голову и не считай меня, пожалуйста, идиоткой! Теперь-то я вижу, что все это было затеяно с единственной целью удалить меня из города и самому наслаждаться там полной свободой!..

— Нинусенька, извини меня, но твои претензии абсолютно нелепы.

— Действительно, идиотка, — всхлипывает мама. — Совершеннейшая идиотка!.. Вечно иду у него на поводу. Дача! Чтоб она провалилась!.. Непонятно, для кого и для чего. Выбросить сумасшедшие деньги да еще и мучиться в придачу!

— Отчего же, Нинусенька, — мучиться? — вздыхает папа. — Дышим свежим воздухом, не нужно готовить, не нужно таскаться по магазинам. А главное, отдыхаем от драгоценной тещи.

— Да, вот именно! Ничего более умного ты не придумал сказать.

— Поля! По-о-олю!.. — кричит Ольга Николаевна. — Исчезла… Не знаешь, куда это наша Поля подевалась?

— Тута я! Бегу! — откликается тетя Поля и правда скоренько бежит по тропинке из сада.

— Ну что ты копаешься! — сердится Ольга Николаевна. — К шапочному разбору приедешь!

— А полила немного, — объясняет тетя Поля.

— Нашла время! А то без тебя не польют! Езжай уж, ради бога…

— Чего езжай? — говорит Михаил Николаевич. — Пускай поест прежде.

— Вот еще! Придумаете! Голодная я, что ли? — Тетя Поля связывает платком две громадные корзины с клубникой.

Я тоже вчера помогала собирать эту клубнику. Крупные ягоды сложены отдельно, помельче отдельно. Крупные самые красивые, их продают дороже, но они не самые вкусные. Те, что помельче, гораздо слаще. Сверху обе корзины накрыты тряпками и обмотаны веревкой.

— Голодная не голодная, а давай садись и поешь, — велит Михаил Николаевич. — До позднего вечера небось едешь.

— Вечером вот и поем!

— Нет, теперь поешь! И не спорь со мной. Не хватает только, чтобы люди сказали: Авровы Полю голодом уморили!

— Да кто ж такое скажет? Вы уж прямо невесть что придумаете…

— Я ей хлеба с брынзой положу. — Ольга Николаевна помогает тете Поле перекинуть корзины через плечо. — В вагоне поест.

— А можно мы с Альмой пойдем проводим? — спрашиваю я.

— Ладно, провожайте, — соглашается Михаил Николаевич.

Тетя Поля идет быстро и на каждом шагу пригибается к земле, будто разглядывает что-то на тропинке. Она всегда так ходит, даже когда ничего тяжелого не несет. Ей, наверное, нравится так ходить.

— Тетя Поля, а тебе сколько лет? — спрашиваю я.

— А кто его знает! — отвечает она. — Чего их считать — лета? Сколько ни проживем, всё наше. Только бы силы Бог давал.

— А разве у тебя в паспорте не написано, с какого ты года?

— А где ж он у меня, паспорт? Нету. И не было никогда. Не положено нам. Мы Божии твари, ни к чему не приписаны, чужой милостью на свете живем. Это которые городские — тем паспортов дают, а нам нет… Собака вон тоже без паспортов… — кивает она на Альму.

Альма подбегает, смотрит на нас, машет хвостом.

— Поняла, что про нее говорят! — радуется тетя Поля. — Все понимает, даром что о четырех ногах. Ох ты, батюшки, гудит! Не дай Бог, не поспею! — Она пускается по тропинке бегом, Альма скачет рядом.

Мы подбегаем как раз вовремя — поезд шипит, тормозит у станции. Тетя Поля сначала заталкивает в вагон корзины, потом взбирается сама, мы с Альмой остаемся внизу. Паровоз свистит, поезд трогается: чу-у, чу-у, чу-у!.. Укатил.