Рота стрелка Шарпа

– Вы передали мою просьбу, сэр?

– Нет, мистер Шарп, еще рано. Счастливо оставаться.

Полковник коснулся треуголки и поскакал дальше.

Стрелок поправил бесполезный при пересчете лопат и заступов палаш и по грязи зашагал к батальонному багажу. У каждой роты был мул, на которого навьючивали книги и бесконечные ротные бумажки, всякие мелочи и, совершенно незаконно, кое-что из офицерского имущества. Другие мулы тащили хозяйство батальона: ящики с запасным оружием, мундиры, еще бумажки и зловещее снаряжение хирурга. Здесь же толкались офицерские слуги с запасными и вьючными лошадьми, играли дети. Они с визгом носились чуть ли не под копытами мулов и коней, а матери, укрывшись чем попало от дождя, приглядывали за ними и ждали приказа трогаться. Устав разрешал батальону шестьдесят жен, но за три года войны неизбежно набиралось больше. Сейчас батальон сопровождали триста женщин и столько же детей смешанного английского, ирландского, шотландского, валлийского, испанского и португальского происхождения; была даже одна француженка – брошенная соотечественниками в Фуэнтес-де-Оньоро, она предпочла остаться с победителями и вышла замуж за сержанта из роты Стеррита. Были и грошовые солдатские шлюшки, и законные жены, которые могли представить соответствующие бумаги, и те, кто называл себя женами без всякой формальной процедуры. Многие выходили замуж по второму, по третьему разу – те, чьи прежние мужья погибли от французской пули или испанской лихорадки.

Вчера утром Уиндем отменил построение жен. В казармах такие смотры имеют смысл: полковник видит, что творится в семьях, и хороший офицер узнаёт о побоях и другой жестокости. Однако женщины Южного Эссекского не привыкли к инспекциям, они не скрывали досады. В первый раз, когда Шарп выстроил их перед Уиндемом, жена рядового Клейтона, красивая молодка, кормила младенца. Полковник остановился, потупился, нахмурил брови:

– Сейчас не время для этого, женщина.

Она с ухмылкой выставила полную грудь.

– Когда он хочет жрать, сэр, он жрет, в точности как его отец, сэр.

Жены засмеялись, мужчины заулюлюкали, и Уиндем зашагал дальше. Джессика бы знала, как поступить, он – нет.

Когда Шарп подошел к мокрому обозу, женщины заулыбались из-под накинутых на голову одеял. Невеличка Лили Гримс, с неиссякаемым запасом веселья и голосом тонким, словно остро наточенный штык, шутливо козырнула:

– С построениями покончено, капитан?

Женщины продолжали называть его капитаном.

– Ты права, Лили.

Она фыркнула:

– Он рехнулся.

– Кто?

– Чертов полковник. Для чего ему нас строить?

Шарп ухмыльнулся:

– О тебе заботится, Лили. Считает, что за тобой нужно приглядывать.

Лили мотнула головой:

– Скорее, хочет еще разок взглянуть на сиськи Салли Клейтон. – Она рассмеялась и в упор взглянула на Шарпа. – А вы тоже глаз не сводили, капитан. Я на вас смотрела.

– Я просто жалел, что это не ты.

Она зашлась от хохота:

– В любую минуту, капитан, только попросите.

Шарп рассмеялся и пошел прочь. Он восхищался женами, любил их. Они сносили все тяготы воинской жизни: ночи под проливным дождем, скудные пайки, долгие переходы – и никогда не отчаивались. Они провожали своих мужчин в бой, а после искали на поле битвы раненого мужа или его труп, и все это время они растили детей и заботились о супругах. Шарп сам видел, как Лили несла по трудной дороге двоих детей, мужнино ружье и весь скромный семейный скарб. Это были крепкие женщины.

Не леди, конечно, и уж тем более после трех лет жизни на полуострове. На одних старые мундиры, на большинстве – пышные грязные юбки, драные шали и головные платки. Лица загорели до черноты, руки и ноги покрылись мозолями, и почти каждая способна за десять секунд обобрать до нитки убитого. Они сквернословили, орали и совершенно не ведали стыда. Живя при батальоне, женщины и не могли быть иными. Часто они спали с мужьями в чистом поле, где разве что дерево или изгородь создавали видимость укрытия. Мылись, испражнялись, любили, рожали – все на виду у тысячи глаз. Утонченный наблюдатель ужаснулся бы, а вот Шарп их любил. Они были крепкие, верные, добрые и непривередливые.

Майор Коллет приказал батальону готовиться, и Шарп обернулся к порученному ему обозу. Там творился содом. Двое детей ухитрились срезать с маркитантского мула корзину, и маркитант, кочующий с батальоном испанец, орал на детей, но не решался выпустить веревку, которой были стреножены остальные мулы.

Шарп приказал обозу готовиться. Никто не слушал. Помощники маркитанта поймали воришек и отняли бутылки, но тут мамаши почуяли добычу и бросились на помощников, крича, что те обижают детей. Получилось столпотворение.

– Ричард!

Шарп резко обернулся и увидел майора Хогана.

– Да, сэр?

Хоган, сидя на лошади, ухмыльнулся:

– Мы сегодня очень официальны.

– Мы сегодня очень ответственны. Смотрите. – Шарп махнул рукой на багажные фургоны. – Моя новая рота.

– Слышал.