Рота Шарпа

Он аккуратно положил винтовку, а потом выложил и остальные, одну за другой, нацелив их в толстое брюхо Хэйксвилла. Он начал взводить по очереди все курки, нажимать все спусковые крючки, и с каждым щелчком лицо Хэйксвилла дергалось. Глаза Шарпа неотрывно смотрели на лицо сержанта, даже когда он переходил к следующей винтовке, он видел судорогу напряжения и вздох облегчения каждый раз, когда искры гасли на пустой полке затвора. Стрелки, которых сержант только что так унизил, смеялись над страхом Хэйксвилла, но они не переставали бояться его. Это был человек, которого нельзя убить, и Шарп знал единственный способ развеять их уверенность.

Хэйксвилл в ужасе глядел, как Шарп оттягивает кремень, взводит курок, как щелкает, вставая на место, спусковой крючок. Сержант облизнул пересохшие губы, дернулся и перевел взгляд на лицо Шарпа, потом снова на дуло, указывающее ему в живот.

Шарп медленно пошел к нему:

- Так значит, тебя нельзя убить, да? - Хэйксвилл кивнул, попытался улыбнуться, но приближающееся дуло его пугало. Шарп подходил ближе. - Тебя пытались повесить, но ты выжил? Это правда? - Хэйксвилл снова кивнул, рот его округлился. Шарп прихрамывал, бедро болело. – Хочешь жить вечно, сержант? – кто-то из стрелков прыснул, Хэйксвилл дернулся посмотреть, кто именно, но Шарп поднял ствол, и глаза метнулись обратно. – Вечно хочешь жить?

- Не знаю, сэр.

- Не «лейтенант, сэр»? Язык проглотил, Хэйксвилл?

- Нет, сэр.

Шарп улыбнулся. Он был уже возле сержанта, винтовка упиралась тому в подбородок.

- Думаю, ты скоро умрешь, сержант. Сказать, почему?

Ангельские голубые глаза дернулись вправо-влево в поисках того, кто придет ему на помощь. Хэйксвилл ждал нападения ночью, во тьме, но не при ярком солнечном свете на виду у сотен потенциальных свидетелей. Но никто не обращает внимания! Винтовка дернулась, тронув взмокший подбородок.

- Сэр!

- Посмотри на меня, сержант. Я открою тебе один секрет.

Хэйксвилл перевел взгляд на Шарпа, их глаза встретились:

- Сэр?

Стрелки все еще наблюдали, и Шарп говорил громко, чтобы они слышали:

- Думаю, сержант, тебя никто не может убить. Кроме, - он понизил голос: - кроме, сержант, того, кого ты пытался убить, но не смог. Знаешь о ком я, сержант?

Взмокшее лицо еще больше пожелтело, оно выражало ужас, дергалось, и пришлось снова упереться винтовкой в подбородок.

- Нет, сэр!

- Отлично, - холодная бейкеровская сталь касалась кожи Хэйксвилла. Шарп понизил голос, теперь его мог слышать только сержант: - Ты труп, Обадия. Волшебство исчезло, – и вдруг громко крикнул: - Бам!

Хэйксвилл отпрянул, поскользнулся, издал горестный вопль, как ноющий ребенок, и распластался на траве. Шарп расхохотался, ткнул в него винтовкой и нажал на спусковой крючок, кремень щелкнул по пустой полке. Хэйксвилл валялся на земле, лицо его выражало ненависть, но Шарп уже повернулся к ухмыляющимся стрелкам:

- Смирно! - Они подтянулись. Шарп снова заговорил с ними, но на этот раз голос его был сух и невыразителен: - Помните, я поклялся: вы получите назад и винтовки, и мундиры, и меня! – он не знал, как этого добьется, но добьется обязательно. Повернувшись к сержанту, он указал на семиствольное ружье на плече Хэйксвилла: - Отдайте это мне! - Хэйксвилл медленно отстегнул ружье вместе с подсумком, и Шарп повесил его на плечо рядом с винтовкой. Он снова взглянул на так и не поднявшегося сержанта: - Я вернусь, сержант. Запомни это.

Взяв стопку мундиров под мышку, Шарп захромал прочь. Он знал, что Хэйксвилл попытается отомстить стрелкам, но знал и то, что сержант был унижен у всех на глазах, а именно это было нужно его роте, роте Шарпа.

Это была маленькая, даже крошечная победа, но она стала началом долгого боя, который должен закончиться в бреши Бадахоса.

Часть четвертая Суббота, 4 апреля – понедельник, 6 апреля 1812 года

Глава 21