Рота Его Величества

То утро в доме Ливенцова выдалось суматошным, и Александра только к завтраку осознала происшедшее. Жаркий стыд затопил ее до самых глаз, она едва справилась. Дело было даже не в том, что он видел ее без одежды, в конце концов, они люди цивилизованные. Но это она попросила ее раздеть! Да еще приставала к нему, как последняя шлюха… К счастью, он ни словом, ни взглядом не дал ей понять, что помнит. Александра торопливо уехала в Петроград и постановила: забыть! Возможно, это получилось бы, не явись он следом. Сначала до нее дошел слух, потом в Петрограде открылись кинотеатры, а на званом вечере Александра увидела его самого. В пиджаке и брюках по местной моде он выглядел забавно; видимо, он это и сам осознавал, поскольку был хмур и отирался у стены. Вскоре Илья исчез, даже не поздоровавшись с нею.

В другой раз он ее заметил и поклонился, но не подошел. Так же случилось в третий, четвертый и остальные вечера. Он ее явно избегал, Александре стало обидно. Не то чтоб она на что-то рассчитывала («Рассчитывала, рассчитывала!» — поправил ее внутренний голос), но он мог сказать несколько слов, хотя б из вежливости. Назло ему она стала вести себя легкомысленно: смеялась, танцевала, кокетничала с кавалерами — он не отреагировал. Затем взял и вывел в общество вейку. Александры на том вечере не было, но ей пересказали. Общество было скандализировано. Мало того! Как ей рассказали, Николай, ее жених, к вейке тут же подскочил и танцевал с ней весь вечер. Илья же улыбался и мило с ним беседовал.

«Что им в вейках? — подумала Александра сердито. — Что в них такого, чего нет у ари?»

Александра знала ответ на этот вопрос и потому хмурилась. Заглянувший в гостиную мажордом заметил это и замер на пороге.

— Что тебе? — спросила Александра.

— На сколько персон накрывать стол к обеду?

— На двенадцать! — отрезала Александра и спохватилась: все равно никто не придет. Отменять приказание не хотелось. — Вот что, Никодим! — сказала Александра. — Стол накрой, как сказала, а обед не заказывай. Только для меня и еще одного-двух. (Вдруг кто-то все же заглянет!) Если будет больше («Не будет, не будет!» — подсказал внутренний голос), пошлем извозчика в ресторан.

Мажордом поклонился и вышел. Александра подошла к зеркалу. На нее смотрела молодая женщина: красивая, но недовольная собой.

— Двадцать шесть лет! — сказала Александра своему отображению. — Мне двадцать шесть! — Она подмигнула, но женщина в зеркале лишь неприятно скривилась.

«Ну и ладно! — решила Александра. — Подумаешь!»

* * *

Горчаков позвонил утром и предложил заменить обед в квартире выездом на пикник. Я немедленно согласился: сидеть в духоте в такую жару — удовольствие малое. К тому же пикник предполагал свободу в одежде.

— В два часа! — сказал Николай и дал отбой.

В доме немедленно воцарилась кутерьма: Уле потребовалась шляпка из соломки — без нее на пикнике было никак. По случаю выходного дня магазины были закрыты, но выручил Пров. Он куда-то позвонил, и через полчаса в дом явился шляпник с коробками. Начались примерки, от меня и Рика требовали впечатлений, мне это надоело, я купил у шляпника весь его товар и отправил торговца восвояси. Рика выбор не мучил: военным штатское носить запрещалось. Сам я облачился в легкую пару изо льна. Государь даровал мне чин, но формально я не офицер. Чтоб носить мундир, требовалась присяга, я с этим не спешил.

Пров собрал нам и корзинку с провизией.

— Господам офицерам выдают жалованье первого числа, — сказал в ответ на мой недоуменный взгляд, — сегодня тридцатое. У князя трудно с деньгами. Не помешает.

Я хмыкнул, но корзинку взял. Пров вызвал извозчика (в пролетке втроем было тесно), мы заехали к Горчакову, и кавалькада отправилась за город. На берегу Невы (река носила то же название, что и в моем мире) было полно гуляющих. Мы нашли уютное местечко и накрыли поляну. Корзинка Прова пришлась кстати: насчет выпивки князь расстарался, а вот еды было маловато. Заботливо нарезанная мажордомом ветчина, сыр и жареная курица гармонично дополнили ряд бутылок с вином. День обещал удасться на славу.

Лиза, о которой князь говорил накануне, оказалась симпатичной веечкой лет двадцати пяти: маленькой, круглолицей и смешливой. Поначалу она держалась букой, но после первых бокалов раскраснелась и перестала дичиться. Было видно, что она влюблена, да и князь не скрывал чувств: называл Лизу «душечка» и постоянно целовал ей пальчики. Количество поцелуев росло пропорционально осушенным бокалам. Не приходилось сомневаться, что наедине поцелуям подвергаются и другие места. На меня Лиза бросала странные взгляды: то ли опасалась, то ли изучала.