Та-ак. До катастрофы остались считанные дни и даже часы, и, похоже, надежды на благополучный исход почти нет. Необходимо немедленно принимать решительные меры. Но как их тут принимать? Что я, простой пехотный сержант, могу сделать в этой жуткой неразберихе, когда обос… растерявшиеся генералы ничего сделать не могут, а в штабах сейчас творится чёрт знает что. Да, какие там, нахрен, генералы, если и Генеральный штаб, и Правительство, и сам Сталин потрясены начавшимся хаосом.
Почти все западные корпуса и соединения формировали наспех по мобилизации накануне войны, наскребали личный состав с миру по нитке из разных областей. Кадровых командиров в них почти нет, оружия кот наплакал, а основная техника застряла где-то под Минском и Смоленском. В 17 мехкорпусе более-менее боеспособна только наша 27 танковая дивизия, поскольку её сформировали на основе штатного танкового полка. Но даже в ней танков чуть. Артиллерия и зенитки имеются, да снарядов к ним нет. Во всём корпусе на 30 тысяч душ приходится 10 тысяч винтовок почти без патронов. Зато немец вооружён до зубов. Как хочешь, так и воюй, можно плеваться в него, можно матом ругаться, или дубины в лесу вырубить.
Я поднял глаза. Сашка и бойцы уставились на меня с открытыми ртами и ошалевшим видом.
– То-ва-рищ сержант, так вы и немецкий знаете. Чисто как немец болтаете. И откуда, коль не секрет, умение, – с подозрением проговорил Сашка и прищурился.
– Вот видите, бойцы, что значит образование. Память хорошая, да учился прилежно. А вы, небось, меня в уже немецкие шпионы записали. А?
– Да, что вы такое говорите… Однако вон оно как…
– Так, бойцы, лейтенант много полезного наболтал, и теперь больше не нужен, – я сделал рубящий жест, – понятно?
– Как же так. Ведь живой человек.
– Зато вон там, – я раздражённо указал за спину, – на поле наши товарищи мёртвые лежат, наши командиры тоже мёртвые, бабы, дети и старики местные все скоро мёртвыми будут, расстрелянными, сожжёнными заживо, заморёнными голодом и повешенными. Этих гадов сюда никто не звал. Ефрейтор Сафронов, – Сашка вытянулся, – исполнять!
– Товарищ сержант, – я обернулся, – красноармеец Ситников, разрешите обратиться.
– Что тебе?
– Пойдёмте, поглядите сами.
Возле первой машины с прицепом стояли нагруженные трофейным оружием бойцы и что-то негромко обсуждали.
– Вот смотрите, товарищ сержант, чисто чудо-юдо.
Я глянул в прицеп и меня от радости аж мурашки по спине пробежали.
– Нет, братцы, вовсе это не чудо-юдо, а наше спасение. Эта хреновина – тяжёлое противотанковое ружьё Маузера, калибр 28 на 20 миллиметров. Прицельно бьёт на версту. Снаряды особые, и скорость у них жуткая почти полторы версты в секунду, потому и броню прошивает, как бумагу. Да мы этим ружьецом все их лёгкие танки и броневики перебьём. А снаряды? Какие-нибудь ящики поблизости видели?
– Вот эти, наверное, – Баля откинул брезент со штабеля ящиков у передней стенки.
Я забрался в прицеп. Ага! Они самые, голубчики, подкалиберные с карбид-вольфрамовыми сердечниками. Десять лотков по двенадцать выстрелов в каждом. Вот этакое богатство нежданчиком привалило! Так, а что ещё тут гансы заховали? Четыре ящика с винтовочными маузеровскими патронами и один с парабеллумскими. А здесь гранаты-толкушки. Да, этого добра мне на хороший бой хватит. Уф-ф, ну, теперь живём!
– Так, бойцы, в этом прицепе наша победа и наша жизнь, беречь его, как зеницу ока. Баля и Иванов лично головой отвечаете. Всё, заканчиваем мародёрку. Уходим!
Последним подошёл бледный Сашка.
– Кто машину водить умеет? Двое. Кто из вас с этим агрегатом справится? Фамилия, имя?
– Красноармеец Миронович Николай.
– Вот, Коля, получай аппарат, – я указал ему на вторую машину, – залезай, смотри, знакомься. Через пять минут трогаемся. Задача понятна?
– Понятна.
– Товарищ сержант, вот возьмите, – хмурый Сашка протянул мне офицерский планшет, бинокль, часы, удостоверение и сердито засопел.
– Саня, ты кончай дуться. Война идёт. Жестокая мясорубка. Часа не прошло, как ты в рукопашной гансам лопаткой головы рубил, а тут раскис.
– То в драке оружного завалить, а то пленного раненого заколоть.
– И что с того? Он пришёл за нашими жизнями, значит должен был готов отдать свою. Всё, разговор окончен. По-быстрому грузим трофеи. Через пять минут уходим. Ступай, поторопи бойцов.
Пока Сашка шумно подгонял красноармейцев, я залез в кабину Опеля и раскрыл планшет. В нём помимо блокнота, карандашей, перочинного ножичка и всякой мелочи лежала склеенная из четырёх листов карта-двухвёрстка района Слонима, Ивацевичей и Барановичей. Я поводил пальцем по карте, проверяя отметки и направления. Всё соответствовало моим послезнаниям, и это был поистине шикарный бонус. И хотя в целом ситуёвина складывается страшненькая, но в частностях мне пока неслыханно везёт, наверно, кто-то на меня ворожит.
Встав на подножку, я убедился, что все бойцы забрались в кузов, завёл мотор и хотел трогаться, как распахнулась дверка напротив, и в кабину залез Сашка:
– Одному впереди ехать не годится.