Росстань

Прошло еще длинных полчаса. Потом приехал связной от начальника заставы и сказал, что можно разъехаться по домам. От связного узнали: контрабандисты, как только вступили на этот берег, наткнулись на пограничников. Обнаружили они пограничников слишком рано и тотчас скрылись в тальниках и тумане. Начальник на чем свет материт туман, зол как сто чертей и ни с кем говорить даже не хочет.

Степь просыпалась. Со свистом пронеслась над головами сбившаяся для осеннего перелета стая уток — полетела на места кормежки. Потом пролетела еще стая и еще. Вылезли на желтые бутаны готовые залечь на зиму тарбаганы. Они кажутся сонными, малоподвижными.

С сопок потянуло свежим ветром. Закачался, закивал земле белесый ковыль. Над речной долиной зашевелился, поплыл туман.

Домой комсомольцы вернулись, когда все коммунары уже были на ногах. Около трактора в окружении ребятишек копался приезжий Семен. Увидев среди вооруженных парней Северьку, он выпрямился, приветственно махнул рукой.

— Куда это вы коней гоняли?

Северька спешился, протянул Семену широкую ладонь.

— Контрабандистов ловить бегали.

— Поймали?

— Туман над рекой, — неопределенно ответил Северька. — А ты что рано поднялся? Отдыхал бы с дороги.

— Людям интересно, как трактор работает. А отдыхать успею.

Хоть у комсомольцев и была бессонная ночь, но спать никто не лег: сегодня трактор начнет работать, а такое событие пропустить нельзя.

В загоне для коров Северька увидел Устю. Сидя на низенькой скамеечке, она доила крупную черно-белую корову. Звонко били в дно подойника тугие струйки молока. Неподалеку от Усти стоит, широко расставив ноги и обидчиво наклонив голову, полугодовалый теленок. Теленок роняет светлые слюни; его, видимо, только что оттолкнули от теплого вымени, и теперь в круглых глазах теленка недоумение. Сделав шаг, другой, он вдруг решительно кидается к обидчице. Но Устя наготове. Короткой палкой она бьет телка по лобастой голове, тот отскакивает и становится в прежнюю позу.

Северька легко перемахнул через жерди и, тихонько подойдя к жене, толкнул ее в спину. Устя бросила доить, ловко схватила палку, но Северька успел отскочить.

— И ты туда же, — Устя не удивилась появлению мужа, видно, что она ждала его и рада ему. Она чуть заметно, расслабленно вздохнула. — Помоги лучше телка привязать. Вон он какой вымахал. Одна с ним не справлюсь. Только палки и боится.

Северька изловчился, поймал бычишку за нашейную вязку, повел к плетню. Теленок теплый, с мягкой шерстью, дурашливый.

Еще совсем недавно, час-другой назад, лежал Северька в засаде, готовился стрелять. И не было тогда на земле мира. А сейчас нет войны. Телята, запах парного молока, мычание коров. Мир. На всем белом свете мир. Только надолго ли? Может, пока идет Северька до плетня, и кончится мир.

После скорого чая вся коммуна высыпала на луговину. Всем интересно, как будет трактор поднимать не паханную с сотворения мира степь.

Трактор зафырчал, загрохотал мотором. Сергей Громов кинулся разгонять зевак: негоже стоять впереди трактора, до беды недалеко. Вон какая тяжесть у этой железной громадины.

Медленно двинулись большие, утыканные шпорами колеса. Двухлемешный плуг врезался в землю и поплыл за трактором. Потянулись из-под плуга две черные борозды.

Трактор, отфыркиваясь дымом, шел легко и ровно. Рядом с двух сторон клубилась толпа. На Семена мужики поглядывали с завистью: едет себе, а машина сама пашет. Не надо упираться ногами, наваливаться на чапычи. Красота! А пашет-то быстро как!

Северька и мужики другие, которых решили учить тракторному делу, посматривают на всех гордо — будто это уже они пашут, но в душе опасаются: да как же на нем, на тракторе, они ездить научатся? Не конь ведь это, не волы.

Борозду трактор провел длинную, прямую. В конце луговины Семен обернулся, потянул за веревку, что к плугу идет. Щелкнула шестеренка — плуг поднялся. Трактор круто развернулся, Семен снова за веревку дернул, и опять из-под плуга черная борозда плывет.

Семен заглушил машину, спрыгнул на землю.

— Ну, как, товарищи, пойдет?

Ах, Семен ты, Семен, ласковый мужик, светлая голова, золотые руки. В ноги тебе поклонятся мужики, только учи скорее да понятливее своему ремеслу.

До обеда Семен вспахал такой клин, что его и за день не одолеть на четырех упряжках лошадей. Да и лошадь-то: дрожат от каторжной работы ее ноги, а из глаз к вечеру слезы, самые настоящие слезы катятся.

Мужики бродили по черным отворотам земли, мерили глубину вспашки. Становились на четвереньки, нюхали землю: не пахнет ли керосином. Нет, не пахнет.

Вечером Семен объявил приятное:

— Недели три-четыре, до больших заморозков пахать буду. Потихоньку мужики к рулю привыкнут. А потом разберем — соберем трактор, вот и вся наука. Когда каждую деталь руками ощупаешь — надолго запомнишь и все поймешь.

Добрые слова Семен говорит. Мужики опасались: как бы приезжий мастер раньше времени домой не смотался. А теперь все хорошо выходит, все правильно. Потом — не зазря он будет стараться. Отблагодарить коммуна сумеет.

XIV