Rossija (reload game)

Отдельный вход в тамошнее подземное царство, каким дозволено пользоваться одному-единственному существу (называть обитателей Лубянки людьми у него давным-давно не поворачивался язык) — тамошнему «Ангелу смерти», вивисектору Менгеле. Вход, ведущий в подведомственный тому лично круг ада земного: в Лабораторный блок с виварием и солярием… хотя нет, «солярием» они кличут меж собой спецполигон в Бутово…

Вотчина Менгеле изолирована от основной части лубянских подвалов (оттого он и продавил для себя персональный выход наружу), но там наверняка имеется шлюз: как-то ведь они передают ему сданных на опыты — не по улице же их таскать? Наш Михрютка, перед которым не устоит ни один запор, вскроет сейчас волшебную дверцу; Лабораторный блок я захвачу и в одиночку, без шума и пыли: там только двое, доктор-изувер со своим подручным (секретность же!..), оба — не бойцы; оттуда — в те, основные, подвалы, выпускаем из камер заключенных и раздаем им оружие (тут взгляд Вологдина скользнул по паре рогожных кулей, подзанесенных уже снегом: задувало и сюда, в подворотню; подумал мельком — не отсырел бы взрыватель у порохового заряда); ну и, в расширенном составе, так сказать: «Вперед и вверх, а там!..»

Вряд ли у тех там, наверху, больше пары десятков существ — все силы-то их сейчас стянуты к Знаменке! Пара десятков палачей, никогда в жизни не имевших дела с реальным противником… Так что всё решит сейчас, в конечном счете, взломщицкое мастерство Михрютки. Ведь если взрывать ту дверцу — прорваться-то прорвемся, но эффект внезапности будет утерян напрочь, и с нашими силами…

Но этим пораженческим мыслям он приказал нишкнуть: как наставлял в свое время Учитель Нгуен — «Воин-победитель сперва побеждает и только потом вступает в битву; тот же, кто обречен на поражение, сперва вступает в битву и только затем пытается победить». Положимся же и мы нынче на ту восточную мудрость!

— Слушай мою команду, — объявил он, не прерывая своего занятия: «жидкое серебро» в виде раствора «адского камня» (приобрел склянку за сумасшедшие деньги во время своей загранкомандировки в Лондон, у тамошних алхимиков) скапывало на снег с метательных «звездочек»-сюрикэнов, и надо было внимательно следить, чтоб разъедающая жидкость не попала на руки и на одежду. По завершении пустил склянку дальше по рукам, начиная с Хана (экономить ее, что ль? — на такой вот как раз случай и куплена!) и продолжил:

— Мы идем вдвоем, с Михрюткой. Вдвоем! — повторил он с нажимом, адресуясь к открывшему было рот Хану. — Я бы вообще один пошел — умей я работать с замками. А устраивать беготню толпой под их стенами… Короче: как только Михрютка сладит с дверью, он подает вам сигнал, а я сразу — внутрь. Там — парочка штатских ханыг, сюрпризы исключены…

«Исключены, говоришь? — издевательски ухмыльнулся внутренний голос. — А ну как — вот чисто навскидку! — к Менгеле именно сейчас отконвоировали свеженького подопытного? И там, в блоке — еще один кромешник? или даже — двое? Что, не может быть такого?» «Заткнись, сволочь! — рявкнул он. — Я те ща покаркаю!»

…Снег, снег, снег. Улица пуста, совсем — выметена поземкой…

…Затишок от позёмки за часовней. Михрютка — взломщик божьей милостью, смахивающий внешне на мелконького рыжеватого подростка, изучает на ощупь дверцу. Выражение на его физиономии — будто он запустил шаловливые ручонки под сарафан призывно хихикающей девке.

…О, дьявол! — двое пьянчуг, этих ничто не берет… И, конечно же, черт несет их именно сюда!.. мимо нашей подворотни несет… оп-паньки! — и вновь нету на улице ни души, даже я ничего толком не разобрать не успел…

…Звонкий щелчок запора за спиной, и Михрюткино: «Пожалте, Всеволод свет Владимирович!» Уходящая вниз крутая кирпичная лесенка, дальние ступени ее желтовато освещены: хозяева дома. Я расслаблен и собран, собран и расслаблен — как на уроках Дедушки Нгуена.

Всё. Пошёл!

Р-ракшас! Тридцать три ракшаса!!

Так и есть.

Не один кромешник. И даже не два. Шестеро.

Двое в ночном черном — спереди, уже обернулись на звук.

Двое в дневном сером — чуть поодаль, обернуться не успели, но насторожились.

Двое в штатском — по сторонам лабораторного стола, на котором они потрошат какого-то бедолагу. Левый — Менгеле, правый — Чеснаков, этого-то кой черт сюда принес?? Да какая теперь разница…

Ну-ка, Великий Нгуен, покажем всё, чему я успел научиться!

Время послушно затормозилось, секунды стали длинными-длинными, и в течение каждой можно было сделать очень много разных движений и видеть всех сразу.