Rossija (reload game)

КБ: Возможно, вы как раз думаете правильно: тысячелетний практический опыт человечества тоже тАк вот, за здорово живешь, не отбросишь. Ну работают там какие-то молекулярные механизмы, до которых мы пока докопаться не сумели… Вот так же, похоже, обстоит и у нас, с носителями «вамприона».

Вот есть такое редкое заболевание — аргирия. У нас в организме имеются штатно ионы серебра — как и всех прочих тяжелых металлов. При аргирии эти ионы под действием солнечного ультрафиолета восстанавливаются до микрочастиц металлического серебра. Те слипаются между собой и откладываются в тканях кожи, эдакими серыми пятнами. Неприятно — в плане эстетическом, — но ничего опасного для здоровья: ведь серебро химически крайне инертно, ни на какие процессы в организме реально не влияет. Но, с другой стороны, именно из-за этой инертности, и удалить те микрочастицы практически невозможно.

Так вот, носители «мутации 666» подвержены той аргирии поголовно. А когда этого самого восстановленного серебра накопится в организме достаточно, в местах его концентрации возникают, опять же под действием ультрафиолета, незаживающие трофические язвы.

АХ: Ну вот же, всё понятно!

КБ: Увы, нет. Источник всего этого — «штатное» серебро в ионной форме, содержащееся внутри организма. И при чем тут металлическое серебро — даже если это пресловутая серебряная пуля в тканях, не говоря уж о серебряном кресте где-то рядышком?.. Да, и еще одна деталь. ЧИСТОЕ серебро, как выяснилось, тут вообще не работает — только в комбинации с нерастворимым же сульфидом серебра. Это — к вопросу о чесноке.

АХ: А он тут при чем?

КБ: Ну, действующее начало чеснока — это соединения серы. Они способны осаждать сульфид серебра в организме. Это, кстати, в медицине один из способов борьбы отравлением серебряными ионами: связывание их серой в химически инертный сульфид.

Серебро — хоть и благородный металл, но поверхность его темнеет. Это как раз смесь сульфида серебра — от следов сероводорода в воздухе и окиси серебра — от таких же следов озона. Формально-то серебро тут переведено уже в ионную форму, да — но вещества эти очень слабо растворимы, как их «протащить» внутрь организма сквозь кожу — непонятно.

Вообще-то, окись серебра растворима в солях аммония и аммиаке, а это всё добро содержится в поте. Так что я, теоретически, могу себе представить, как действует в этом плане серебряный нательный крест, носимый на потной груди. Но вот при одномоментном соприкосновении…

АХ: И в любом случае они должны действовать совокупно: и серебро, и чеснок, и ультрафиолет…

КБ: Совершенно верно. Но, повторюсь, зараженные мыши отчетливо избегают и металлического серебра — креста, например, — и чеснока в головках, не говоря уж об ультрафиолете; как говорится — «Факт на лице». И очень любопытно, кстати, получается с зеркалами: зеркал-то они действительно избегают — но вовсе не всех, а только изготовленных по старой технологии: с серебряной амальгамой.

АХ: Окей. Давайте уже перейдем к самому, наверное, интригующему во всей этой загадочному картине: к изменениям в поведении этих ваших мышей. Анонсированным вами чуть ранее!

КБ: Ну, для начала, тут, наверное, стОит опровергнуть широко распространившееся заблуждение, будто они «намного умнее» обычных. Нет, они не «умнее»: у них «намного лучше память» — разница понятна? Попросту говоря, у них в голове гораздо больше справочной информации, но способность делать из нее выводы ничуть не лучше. А вот по части коммуникационных способностей там всё действительно очень непросто и загадочно.

Как мы с вами помним, главная фишка «Мутации 666» — способность переводить размножение приона из режима цепной реакции в автоколебательный процесс. Благодаря чему, собственно, и успевают нарабатываться в куда бОльших количествах пресловутые «молекулы памяти». Однако постепенно нерастворимые прионные тяжи и бляшки всё-таки накапливаются в нейронах и забивают их. И когда дело подходит к опасной для жизни черте, организм «уходит на покой»: он впадает в оцепенение, называемое «прионным стазисом»…

АХ: Это что-то вроде анабиоза, да?

КБ: Вы имеете в виду замороженные тела в фантастических романах? Нет, конечно. Это нечто вроде очень глубокой спячки, когда отключены практически все функции организма, кроме работы «протеазы V», подъедающей-таки потихоньку те фибриллы. При достаточно низких температурах мышь может пребывать в этом состоянии неопределенно долго. У нас, во всяком случае, до сих пор живы несколько мышей из первой партии. Они «спят» уже пятый год, и ничего вроде бы им не делается; это при том, что мышиный век — максимум пара лет. При таких температурах и протеаза работает крайне медленно, но им, похоже, спешить особо некуда.

АХ: То есть это, вроде как… ну, не бессмертие, конечно, но сверхдолголетие?

КБ: Нет-нет! Общая продолжительность жизни мыши в активной, нормальной фазе не так уж сильно превышает штатную пару лет. Просто жизнь эта как бы «разрезана» на несколько кусочков, разделенных периодами того «мертвого сна»… во тьме холодной глубокой норы…