Rossija (reload game)

— Ну что, доктор, давайте теперь поговорим о той химии? Вы можете не стесняться по части научной терминологии: я получил степень магистра в Саламанке и доктора — в Гёттингене. И, надеюсь, нам не придется прибегать к особым методам для поддержания разговора?

— Чёрта с два, Падре! Я ведь отлично понимаю, что жив лишь до тех пор, пока описание «той химии» хранится только в этом сейфе, — он постучал себя пальцем по лбу. — Можете, конечно, рискнуть взломать его вашими «особыми методами», но я ведь человек во-первых упрямый, а во-вторых уже немолодой — а ну как сердчишко не выдержит? Это ведь не украсит ваш послужной список…

Падре, однако, уже отвернулся от него. В темноте стали тихо переговариваться на каком-то смутно знакомом, как показалось, языке — уж не на мальтийском ли? — а потом ему заломили руки за спину, защелкнув на запястьях наручники, и нахлобучили на голову мешок.

— Обстоятельства требуют — я должен вас оставить, доктор. Начало нашего с вами морского круиза ненадолго откладывается. Не думайте только, что это откроет перед вами какие-то новые возможности: искать вас тут всё равно некому… А вы поразмышляйте-ка, пока есть время, над природой озарений — в каковом озарении вам и явилась, надо полагать, химия «живого порошка». Сдается, что и вы, и мы пили из одного источника — только вам, на Острове, оказались милее технологии, а нам — социальные практики. А источник тот — захваченный пиратами Рэли галеон «Хуан эль Апостол», нет?

Благодарение Господу, что они уже надели ему на голову мешок — сохранить покерное лицо и на этом месте у него, пожалуй, не достало бы уже сил… Да, без сомнения — это чья-то «Контр-Валькирия», хотя «Пехотинцы Господа», возможно, тут задействованы втемную.

«Господи! — воззвал он с неожиданным для самого себя чувством. — Помоги нам: ведь мы же сражаемся на правильной стороне, а кроме нас — некому! И я не прошу у тебя чуда, Господи — сиречь, нарушения установленных тобою самим Законов мироздания, — подари нам просто счастливый случай. „Нам“ — это Бонду… Бонду и Мими, на них только и надежда… слабенькая тень надежды».

* * *

ЗамОк щелкнул так, что эхо, как померещилось коммандеру, отдалось по всему полутемному лестничному пролету. Что ж, если в квартире Ди его поджидает засада — ребята предупреждены; praemonitus — и, надо полагать, praemunitus…

Спрятав отмычки (раздобыл их по тем самым наколкам от Джуниора) и извлекши тесак, он некоторое время выжидал — слева от дверного проема, на случай если у тех, внутри, хватит ума стрелять сквозь филенку. За распахнутой, после надлежащей паузы, дверью никого, однако, не обнаружилось; он скользнул было по коридору в гостиную — но был остановлен долетевшим оттуда шорохом. Ага!..

Прождав несколько минут в полной неподвижности и безмолвии, он бесшумно продолжил движение, а затем молниеносно ворвался в комнату — понизу, длинным мягким кувырком почти до противоположной стены, чтобы, вскочив на ноги, сразу оказаться в тылу у поджидающих по бокам от двери… Никого! — но ведь шорох ему не примерещился?

Как он успел различить, самым-самым краешком глаза, ту мелькнувшую справа-сзади тень — одному богу ведомо. Крутанувшись в молниеносном вольте, он встретил врага разящим выпадом, но промахнулся — едва ли не впервые в жизни. Размытая тень проскользнула под рассекшим воздух над нею клинком, легко взлетела ввысь… — и Бонд узрел перед собою, на шкафу, перепуганную несчастную обезьянку.

Ага, сообразил он, переведя дух — это, наверное, и есть Мими, самочка капуцина, привезенная Ди из его южноамериканского путешествия. Ты глянь-ка, а ведь тамошние широконосые обезьяны — и вправду очаровательные существа: обликом смахивают на сову и совершенно лишены отвратительного антропоморфизма бандерлогов Старого Света…

— Мими? Ты ведь — Мими? — примирительно произнес он, медленно опускаясь в кресло — просто чтобы ее успокоить.

Обезьянка меж тем принялась оживленно жестикулировать, явно стараясь привлечь его внимание. Обычный зритель, скорее всего, вскользь отметил бы для себя сей факт — и только, но профессиональный взгляд оперативника на задании обязан фиксировать еще и не такие мелочи. Убедившись, что руки Мими раз за разом воспроизводят одну и ту же комбинацию движений, Бонд всмотрелся повнимательней — и тут у него шевельнуло волосы на затылке от суеверного страха: ОБЕЗЬЯНА РАЗГОВАРИВАЕТ! Не то, чтоб «человеческим голосом», но вполне себе человеческой азбукой глухонемых.

Ничего пугающего, впрочем, обезьянка не говорила, просто повторяла: «Я голодна». Что, в общем, неудивительно…