Та оглядела сводчатый потолок потайной норки, куда определил их на постой Савельич, и высказалась так:
— Надо уносить ноги из этой мышеловки, немедленно.
— Молодчина! — облегченно выдохнул коммандер. — Вот теперь я вижу, что мозги твои в полном порядке!
— Сколько?.. Сколько я уже тут?
— Не так уж долго, — уклонился он от прямого ответа. — Давай-ка подкрепись! — и у губ ее появилась чашка с каким-то густым темным питьем.
— Что это?! — отпрянула она.
— Да уж не кровь, не волнуйся! Это
— Горько… — сморщилась она.
— Да уж, — хмыкнул он, — не лакомство, это точно. Мне как-то раз в рейде пришлось неделю продержаться на одной этой дряни — представляешь?
— Бедный ты мой… Но я опять про «уносить ноги». Нас ведь небось ищут все здешние
— Вот уж не думаю, — покачал головою он. — Помнишь, мы с тобой сошлись на том, что единственный наш шанс унести ноги — это если в момент похищения попугая Николас-Чудотворец пошлет нам какую-нибудь «всеобщую неразбериху»? И таки он ее нам послал! — это уж не ты ли так результативно за нас помолилась?
— Не ёрничай! — хмуро одернула она его.
— Ладно, прости дурака… Короче: митрополит помер в одночасье, триумвират распался, банды триумвиров вцепились друг дружке в глотку. В городе
С этими словами он двинулся к занавешивающей вход в их «апартамент» епанче, но был остановлен ее негромким окликом:
— Джимми! Я хоть и была там уже, считай, без памяти — но про «миссис Бонд» расслышала. Это вообще — как прикажете понимать?
— Как-как… — пробурчал он, обернувшись в совершенно неожиданном для себя смущении. — Как скажете, сэр!
— Я подумаю, — величаво кивнула она, а он убедился, окончательно и бесповоротно, что даже за мимолетную тень этой улыбки, притаившейся в уголках ее губ, отдаст всё на свете. Без раздумья.
Тут как раз на пороге возник Серебряный, и как раз с новостями.
— О! — обрадовался он. — Ну, точно: мизерА ходят парами! У нас тут, внизу, Анна ожила, а у них там, наверху, Лубянку взорвали к чертовой матери!
— Да ну?! — не поверил Бонд.
— Ну да!
Они замолкли, переваривая новость и вслушиваясь в концерт, даваемый неистощимым Ларри Флинтом:
В чистом поле васильки, дальняя дор-ррога.
Сер-рдце р-рвется от тоски, а в глазах тр-рревога…
— Слушай, Ник, — страдальчески сморщился коммандер, — а нельзя ль его как-нибудь того…
— Да в том-то и дело, что — не получается! — смущенно почесал затылок Серебряный. — Я, собственно, с тем и зашел: похоже, в нем чего-то того…
— То есть как это — «сломалось»?!
— А хрен поймет… Савельич, как твои четверть фунта
— Постой! Ты хочешь сказать — вы за это время
— Ну, кто кого
— Но птичке-то как, не похужело?
— Да нет, вполне себе бодр и весел. Только вот, похоже все умные слова — вроде этого твоего «замещающего переливания крови» — у него из башки вымело напрочь, и осталось там одно такое вот
Бонд молчал, прислушиваясь:
Видимо, гибель недалеко.
Гвардия
Joshua fit de battle ob Jericho
an' de walls came tumblin' down.
— Знаешь, Ник, — задумчиво заключил он, — а ничего звучит! Да и —
— Ноу айдиа, Джим!
— М-да… Но зато теперь уж он от нас — точно никуда…
— Эт-точно!
Глава 34
«Штирлиц, а сколько будет дважды два?» — внезапно спросил Мюллер.
Голос Копеляна за кадром: «Сколько будет дважды два, Штирлиц знал — но он не знал, известно ли уже об этом Мюллеру, и может ли он сослаться на Шелленберга как на источник этой информации».