Читаем Российские университеты XVIII – первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы полностью

Поэтому неудивительно, что хотя некоторые общие принципы «классической» модели и не нашли воплощения при создании Петербургского университета, но, как прагматик, Уваров перенес туда многие конкретные черты, которые мог почерпнуть из документов прусских реформ. Вообще же, его проект Устава был гораздо обширнее Берлинского и тщательнее разработан в «бюрократическом» смысле, охватывая 345 параграфов, объединенных в 11 глав.[1240]

Уваров здесь выступил первым из деятелей народного просвещения России, который при организации университета постарался строго разделить три функции, возложенные на университет Предварительными правилами и Уставом 1804 г. – его «учебную, хозяйственную и правительственную часть». Напомним, что по Уставу 1804 г. учебной деятельностью университета руководили факультетские собрания и Совет университета, хозяйственной деятельностью под контролем Совета занималось выборное Правление, а делами управления учебным округом – Училищный комитет, также выбираемый из профессоров. При этом последние две функции вызывали нарекания прежде всего у самих ученых, которым тяжело было их исполнять. Как писал лично знакомый и идейно близкий Уварову в 1810-х гг. H. М. Карамзин, «у нас лучшие профессора, коих время должно быть посвящено науке, занимаются подрядами свеч и дров… сверх того обязаны ежегодно ездить по губерниям для обозрения школ… Смешно и жалко видеть сих бедных профессоров, которые всякую осень трясутся в кибитках по дорогам».[1241]

В то же время устройство Берлинского университета показало пример учебного заведения, которое было полностью освобождено от хозяйственной и «правительственной» функций. Берлинские профессора, в отличие от российских, не имели никакой возможности распоряжаться бюджетом университета (не важно, в форме «штатной» или «экономической суммы», как в России) – они только занимались своими прямыми научными и преподавательскими обязанностями, получая жалование от государства, а также «гонорарии» от студентов. Что же касается управления округом, то эта отличительная черта российских университетов была совершенно не присущей университетам в Пруссии.

Уваров еще со времени учреждения Главного Педагогического института целиком поддерживал идею снятия с профессоров хозяйственных и «правительственных» функций. «Пятнадцатилетний опыт довольно ясно показал: часть хозяйственная и правительственная в руках профессоров не может процветать, а отвлекает их токмо от ученых занятий без всякой пользы», – писал он в 1819 г. министру.[1242] Поэтому уже в «Первоначальном образовании» Петербургского университета Уваров придал совершенно новый смысл университетскому Правлению. Оно больше не являлось частью университетского руководства, подконтрольной Совету, но образовывало с ним как бы параллельную ветвь власти, причем к компетенции Совета университета и факультетов Уваров относил только учебные дела, а все иные, т. е. «хозяйственная и правительственная часть университета и его округа», подчинялись Правлению. Помимо выборного ректора университета в состав Правления входил назначаемый министром чиновник – директор (эта должность впервые была введена в 1816 г. для Главного Педагогического института, а затем в 1819 г. перешла и в Петербургский университет), который не принадлежал к числу профессоров и занимался только административно-хозяйственными вопросами, касавшимися университета. Вводя пост директора университета, Уваров ссылался на позитивный опыт прусского университета в Галле.[1243] Кроме того, в Правление входили синдик для решения судебных дел и директор училищ Санкт-Петербургской губернии, представлявший систему управления школами Петербургского учебного округа. Председательствовал в Правлении сам попечитель, и, тем самым, оно получало смысл коллегии при нем – недаром Уваров в объяснительной записке, отвергая возможные обвинения в том, что попечитель напрямую вмешивается в университетские дела, напротив, писал о желании «ограничить» прежде бесконтрольную власть попечителя, придать ей «коллегиальную форму».[1244]

Перейти на страницу:

Все книги серии Studia historica

Российские университеты XVIII – первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы
Российские университеты XVIII – первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы

Как появились университеты в России? Как соотносится их развитие на начальном этапе с общей историей европейских университетов? Книга дает ответы на поставленные вопросы, опираясь на новые архивные источники и концепции современной историографии. История отечественных университетов впервые включена автором в общеевропейский процесс распространения различных, стадиально сменяющих друг друга форм: от средневековой («доклассической») автономной корпорации профессоров и студентов до «классического» исследовательского университета как государственного учреждения. В книге прослежены конкретные контакты, в особенности, между российскими и немецкими университетами, а также общность лежавших в их основе теоретических моделей и связанной с ними государственной политики. Дискуссии, возникавшие тогда между общественными деятелями о применимости европейского опыта для реформирования университетской системы России, сохраняют свою актуальность до сегодняшнего дня.Для историков, преподавателей, студентов и широкого круга читателей, интересующихся историей университетов.

Андрей Юрьевич Андреев

История / Научная литература / Прочая научная литература / Образование и наука
Блаженные похабы
Блаженные похабы

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРАЕдва ли не самый знаменитый русский храм, что стоит на Красной площади в Москве, мало кому известен под своим официальным именем – Покрова на Рву. Зато весь мир знает другое его название – собор Василия Блаженного.А чем, собственно, прославился этот святой? Как гласит его житие, он разгуливал голый, буянил на рынках, задирал прохожих, кидался камнями в дома набожных людей, насылал смерть, а однажды расколол камнем чудотворную икону. Разве подобное поведение типично для святых? Конечно, если они – юродивые. Недаром тех же людей на Руси называли ещё «похабами».Самый факт, что при разговоре о древнем и весьма специфическом виде православной святости русские могут без кавычек и дополнительных пояснений употреблять слово своего современного языка, чрезвычайно показателен. Явление это укорененное, важное, – но не осмысленное культурологически.О юродстве много писали в благочестивом ключе, но до сих пор в мировой гуманитарной науке не существовало монографических исследований, где «похабство» рассматривалось бы как феномен культурной антропологии. Данная книга – первая.

С. А.  Иванов , Сергей Аркадьевич Иванов

Православие / Религиоведение / Религия, религиозная литература / Прочая религиозная литература / Религия / Эзотерика
Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века
Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века

Первые студенты из России появились по крайней мере на 50 лет раньше основания первого российского университета и учились за рубежом, прежде всего в Германии. Об их учебе там, последующей судьбе, вкладе в русскую науку и культуру рассказывает эта книга, написанная на основе широкого круга источников, многие из которых впервые вводятся в научный оборот. Подробно описаны ученая среда немецких университетов XVIII — первой половины XIX в. и ее взаимосвязи с Россией. Автор уделяет внимание как выдающимся русским общественным и государственным деятелям, учившимся в немецких университетах, так и прежде мало изученным представителям русского студенчества. В книге приводятся исчерпывающие статистические сведения о русских студентах в Германии, а также их биобиблиографический указатель.Для историков, преподавателей, студентов и широкого круга читателей.

Андрей Юрьевич Андреев

История / Образование и наука

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное