Российские университеты XVIII – первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы

Но полностью Орден иезуитов укрепился в польско-литовском государстве при новом короле Стефане Батории (1576–1586), князе Трансильвании, избранном на польский престол после пресечения династии Ягеллонов и последовавшего за ним ослабления королевской власти в Речи Посполитой. Интересно отметить, что, воспитанный в католичестве, Баторий в своем родном государстве, Трансильвании, проявлял полную веротерпимость, но, въехав в Польшу, неизменно поддерживал здесь католическую церковь, опираясь на самых ревностных борцов с протестантами – иезуитов. Весьма вероятно, что, тем самым, король рассчитывал на укрепление, благодаря деятельности Ордена, своих собственных позиций и порядка в государстве. Поэтому именно Баторию принадлежит честь открытия сразу двух новых восточноевропейских университетов – академий в Вильне и Коложваре, обе из которых находились под полным контролем иезуитов. Можно, впрочем, вспомнить, что новый король и сам не был чужд университетскому образованию – в 1549 г. Баторий был записан в студенты Падуанского университета, а спустя годы поддерживал материально учившихся там же выходцев из Трансильвании.[229]

Первая привилегия на преобразование Виленской коллегии в академию была дана Стефаном Баторием 7 июля 1578 г. во Львове, а затем повторена, когда король, готовясь к большому походу против русских войск, завершившемуся захватом Полоцка, прибыл в Вильну. Иезуитская коллегия там уже насчитывала к этому времени около 700 учеников, значительной была и роль иезуитов в местной церковной жизни, отстаивании позиций католиков в диспутах с протестантами. Через посредничество епископов Валериана Протасевича и Юрия Радзивилла (последний происходил из знатной семьи литовских магнатов, придерживавшихся кальвинизма, и самими же иезуитами был обращен в католичество) иезуиты обратились к королю с просьбой торжественно подтвердить новые права их учебного заведения, что Стефан Баторий и сделал, издав 1 апреля 1579 г. повторную привилегию для Виленской академии.[230]

Обе королевские грамоты утверждали за коллегией «отцов святого общества Иисуса» в Вильне «полномочия академии и университета», такие же, какие «дарованы некоторым коллегиям того же общества в других христианских королевствах или провинциях»[231]. Эти полномочия включали, на первом месте, присвоение ученых степеней, правда «исключительно в свободных искусствах и философии, а также в богословии», а не в медицине и не в гражданском праве, что означало открытие лишь двух из четырех обычных университетских факультетов. Затем перечислялось освобождение «всех профессоров, докторов, магистров, бакалавров и учащихся, всех вместе и каждого в отдельности, от всяческой духовной и светской юрисдикции», т. е. дарование университету академической свободы в ее средневековом понимании. Суд над членами корпорации должен совершать ректор, а в наиболее «серьезных происшествиях» – канцлер университета (им был назначен епископ Валериан Протасевич). Наконец, члены университета освобождались от «всех налогов, податей, пошлин и любых других повинностей».[232] Таким образом, Виленская академия получила все основные средневековые университетские привилегии и в правовом отношении ничем не отличалась от других университетов Центральной Европы.

В связи с этим подчеркивалось принципиальное равенство статуса нового Виленского и старого Краковского университетов в Речи Посполитой. В частности, все получившие ученые степени в Вильне бакалавры, магистры, лиценциаты и доктора должны пользоваться «без каких-либо возражений и препятствий такими же правами и преимуществами, какими пользуются возведенные в степени в Краковской академии». Текст королевских грамот также прекрасно иллюстрирует уже обсуждавшийся ранее факт, что в Центральной и Восточной Европе в послереформационную эпоху слова «академия» и «университет» употреблялись как синонимы: и для Вильны, и для Кракова в привилегиях чередуются наименования то академии, то университета (правда, второе чаще), или даже «академия и университет».

Стоит обратить внимание и на обоснование необходимости нового университета, которое ясно представлено в первой из названных привилегий: с одной стороны, это «Великому княжеству Литовскому значительно прибавило бы красы и пошло бы на пользу», а с другой, «не только местные жители с меньшими для себя затратами могли бы завершить круг своих наук, но также сюда могла бы стекаться и молодежь из соседних еретических и схизматических провинций… чтобы черпать добрые знания и католическую веру».[233] Тем самым, устами Батория иезуиты четко декларировали свою миссию по окатоличиванию востока Европы, распространению своего влияния вплоть до Московского государства и шведских владений в Прибалтике, а центром этого процесса и призвана стать Виленская академия.