Демельза бросала косые взгляды на мужа, которой шагал рядом своей легкой размашистой походкой, в которой не содержалось ни намека на прежнюю хромоту. Она никогда не могла понять, о чем он думает; его сокровенные мысли скрывались за этим странным беспокойным лицом с бледным шрамом на щеке, словно напоминанием о перенесенной душевной травме. Демельза лишь знала, что сейчас Росс счастлив, и источник этого счастья - она. Она понимала, что вместе им хорошо, но не могла предугадать, как долго их счастье продлится; в глубине души осознавалa, что на крыльях судьбы к ней мчится встреча с женщиной, которую он когда-то горячо любил.
И что ужасней всего, многое будет зависеть от ее собственного поведения в последующие два дня.
День выдался ясным, с побережья дул холодный бриз. По зеленому и спокойному морю гуляла мертвая зыбь. Изредка лениво накатывались длинные волны, и, столкнувшись с сильным юго-восточным ветром, их длинный гребень начинал топорщиться, как короткие перья гагарки, всё больше вспениваясь, пока волна медленно не разбивалась, а зимнее солнце не окрашивало в разноцветную радугу разлетающиеся в стороны тучи брызг.
Всю дорогу к бухте Сола их задерживал Гаррик, который решил, что Демельза не может куда-то пойти без него, и если долго настаивать, то её добрая душа посмотрит на мир его глазами. Каждые несколько ярдов после резкого окрика большая лохматая собака ложилась на землю, где не шелохнувшись смиренно лежала, и единственным признаком жизни был лишь укоряющий взгляд налитых кровью глаз; но стоило сделать несколько шагов, как он поднимался и крадучись ковылял вслед за ними. К счастью, они встретили Марка Дэниэла, который той же дорогой возвращался домой. Марк Дэниэл подобных глупостей не терпел, и позже его заметили на дороге в Нампару, держащим Гаррика за отвислое ухо.
Демельза с Россом прошли пески и гальку бухты Сола, встретив парочку знакомых, которые учтиво пожелали им доброго дня, и начали подниматься на утес с другой стороны бухты. Прежде чем удалиться от берега, они остановились перевести дух и понаблюдать за олушами, которые возле самого берега ныряли за рыбой. Олуши летали над прибоем, их большие распростертые крылья с коричневой кисточкой на конце помогали держаться в воздушном потоке; затем они камнем ныряли, исчезнув в облаке брызг; один раз за десять-двадцать нырков они поднимались, держа в своем изогнутом клюве трепыхающуюся песчанку.
- Будь я песчанкой, - произнесла Демельза, - даже сам вид олуши был бы мне противен. Смотри, как они складывают крылья, когда входят в воду. А когда выныривают без добычи, то разве не выглядят невинно, словно ни в чем не бывало?
- Мы можем угодить под дождь, - произнес Росс, глянув на небо. - Тучи низко нависли.
- Когда-нибудь, прежде чем я умру, мне хочется отправиться в путешествие на корабле. Во Францию, Шербур, Мадрид, а может, и в Америку. Полагаю, в море много разнообразных смешных птиц побольше олуш. Почему ты никогда не рассказываешь мне про Америку, Росс?
- Прошлое никому не приносило пользы. Лишь настоящее и будущее имеют значение.
- Отец знавал человека, побывавшего в Америке. И тот никогда ни о чем другом не говорил. Думаю, половину своих историй он выдумал.
- Фрэнсису повезло, - произнес Росс. - Он провел целое лето, путешествуя по Италии и Европе. Я подумывал тоже отправиться в путешествие. Но затем разразилась война, и я поехал в Америку. А когда вернулся, кроме своего уголка Англии не желал ничего. Странно.
- Я хочу когда-нибудь побывать во Франции.
- Мы можем в любое время отправиться в Роскоф или Шербур на одном из куттеров в Сент-Агнесс. В детстве я часто так путешествовал.
- Я бы охотней поплыла на большем корабле, - ответила Демельза. - Чтобы не бояться, что таможенники перехватят.
Они продолжили свой путь.
У дверей Тренвит-хауса их поджидала Верити. Она, подбежав, поцеловала Росса, а затем Демельзу. Демельза на мгновение прижала её к себе, глубоко вдохнула и вошла в дом.
Первые несколько минут оказались испытанием для всех, но смотрины состоялись. К счастью, и Демельза, и семейство Тренвит-хауса находились в наилучшем расположении духа. Фрэнсис мог быть обаятельным, когда хотел, а тетушка Агата, подогретая глотком ямайского рома и облаченная в свой второй по красоте парик, вела себя кротко и учтиво. Элизабет улыбалась, легкий румянец придавал очарования её цветущему лицу. Трехлетний Джеффри Чарльз в бархатном костюмчике вышел вперед и, положив палец в рот, уставился на гостей.
В самом начале тетушка Агата вызвала легкое беспокойство, отрицая, что слышала про брак Росса, и потребовала изложения всех деталей. Затем ей захотелось узнать девичью фамилию Демельзы.
- Как? - переспросила она. - Каркью? Кардью? Карн? Ты сказала, Карн, милочка? Откуда она? Откуда ты, дитя?
- Из Иллагана, - ответила Демельза.