Ронин

Они нырнули внутрь. Узенький низкий коридор был тускло освещен слабенькими лампочками, большинство из которых не горело. Под ногами противно хлюпало, и Ник на всякий случай принюхался. Нет, насчет канализации сержант был не прав, скорее это был технический туннель. Об этом говорило и наличие освещения, и отсутствие характерного запаха. Тем лучше, технические туннели часто тянутся на многие километры, и они имели шансы безопасно уйти подальше от противника. Ник включил передатчик:

— Отряд, перекличка.

— Сержант Бонелли, сэр! Пока жив.

Один за другим отзывались выжившие ополченцы. Всего уцелело девятнадцать человек, остальные были убиты или просто не смогли добраться до подвала, отрезанные на верхних этажах. Ник зло сплюнул, потерять больше половины отряда в первом же столкновении!

Члены отряда нашлись за первым поворотом. Боевой азарт уже прошел, и многих ощутимо потряхивало, некоторые все еще тяжело дышали и ежесекундно озирались, не отойдя от стремительного бега. Плохо, люди были напуганы, а из дрожащей толпы солдаты получаются не ахти.

Среди уцелевших почти не было раненых, видимо, оружие агрессоров при попадании убивало на месте. Единственным серьезно раненным оказался тот самый вихрастый клерк. Крупнокалиберная пуля разворотила ему плечо, почти оторвав руку, вторая пуля угодила в живот. Судя по запаху, у клерка случилась медвежья болезнь — несомненный признак перебитого позвоночника. Несчастный истекал кровью, а ополченцы бестолково толпились вокруг и никак не могли остановить ее. Они даже не догадались наложить жгут!

Ник отодвинул чернокожего крепыша, зажимавшего руками рану бедолаги, взглянул на плечо. Пуля, пробив бронежилет, прошла навылет. Из месива раздробленных тканей торчали острые обломки кости, раненый потерял слишком много крови. Рука болталась на остатках бицепса. Ник прислушался к еле слышному дыханию, шансов у клерка практически не было. Кровопотеря, сепсис, болевой шок, осталось несколько минут, не больше. И что самое поганое, клерк до сих пор оставался в полном сознании. Редко, но такое случается: что-то нарушается в организме, и вместо того, чтобы погрузиться в милосердное забытье, он сражается до конца, обрушивая на сознание потоки мучительной боли.

— У кого-нибудь есть аптечка?

Все молчали. Ник оглядел бойцов.

— Без переливания крови он умрет через полчаса. Раненый будет замедлять наше движение. И то, что я сейчас сделаю, облегчит его мучения.

До них, кажется, начало доходить. Ник вытащил вакизаши и, тщательно наметив удар, вонзил бритвенной остроты лезвие в сонную артерию. Удар милосердия, легкий укол, незаметный на фоне всепоглощающей боли, и жизнь уходит, утекает, быстро и неотвратимо. Порой лучший выход для раненого и его товарищей. Кто-то еле слышно сглотнул. Ник неспешно вытер клинок и повернулся лицом к людям.

— Он бы все равно не выжил. Вопросы есть?

Вопросов не было. Ополченцы, сгрудившись у стены, молча смотрели на него. Ник спрятал меч и, взяв на изготовку M133, первым двинулся по тоннелю. Рэд догнал его шагов через десять. Сержант явно мялся, не решаясь начать неприятный для него разговор. Ник решил начать первым.

— Если ты о том ополченце, то мы бы все равно его не вытащили.

Рэд замотал головой.

— Да нет, я-то понимаю, а вот остальные. Они и так-то бойцы аховые, а тут ты еще со своими самурайскими традициями. Как бы не разбежались.

Ник перепрыгнул груду обрушенных с потолка кирпичей.

— Только не сейчас, противник вокруг нас, куда им идти? Да и потом, выжить они смогут только в коллективе. Умные это понимают и сами, а остальные… Невелика потеря.

Рэд задумчиво почесал шрам.

— Суров ты, капитан, суров. Куда идти-то, знаешь?

— Пока до выхода из туннеля, а потом… Я запомнил путь, по которому нас сюда везли.

Рэд присвистнул.

— Каким макаром? Иллюминаторов-то не было.

— У меня хорошее чувство направления, я запомнил маневры этого корыта.

— Вас, самураев, этому что, учат?

Ник улыбнулся, блеснув зубами.

— Нет, я научился у кошек.

— Это в каком смысле? — опешил сержант.