Однако в первый день я запомнил только начало его речи. Дым сигары вызвал у меня тошноту, и, когда я вошел в балаган, я точно отупел и двигался, как во сне. Мне полагалось по роли открывать двери клеток зверей, куда входила Дьелетта.
Я видел сквозь туман, что она подошла ко мне. Одной рукой она держала хлыст, а другой посылала публике воздушные поцелуи. Гиены, прихрамывая, медленно кружили по клетке, а лев, положив морду на лапы, казалось, дремал.
— Невольник, открой дверь! — приказала Дьелетта и вошла в клетку.
Лев не шевельнулся. Тогда она схватила его за уши своими маленькими ручками и изо всех сил потянула кверху, стараясь поднять ему голову. Лев не двигался.
Она в нетерпении ударила его хлыстом по спине. Лев вскочил, словно подброшенный катапультой, встал на задние лапы и зарычал так грозно, что у меня подкосились ноги. От страха и тошноты, вызванной курением, у меня потемнело в глазах, все вокруг завертелось, мне стало дурно, и я свалился на землю.
Ловкий и находчивый Лаполад умел использовать любую случайность.
— Видите, как страшен этот лев! — обратился он к публике. — Услышав его рычание, даже дети пустыни падают без чувств.
Мой обморок был непритворным, это было видно с первого взгляда, и публика поняла, что сцена не была подготовлена заранее. Все разразились громкими аплодисментами, а Кабриоль взял меня на руки, вынес из помещения и бросил, как мешок с тряпьем, где-то позади балагана.
Пока длилось представление, я пролежал там, чувствуя себя отвратительно, не в силах пошевельнуться, но слышал все, что происходило вокруг: и рычание льва, и вой гиен, и восхищенные крики публики.
Потом послышался топот расходившейся толпы, а через несколько минут кто-то потянул меня за руку. Это была Дьелетта. Она держала стакан воды.
— На, выпей немного воды с сахаром, — сказала она. — Какой ты глупый, что так испугался за меня! Но все равно, ты добрый мальчик.
Это были первые слова, с которыми она обратилась ко мне с тех пор, как я попал в труппу Лаполада. Ее участие тронуло меня. Теперь я не чувствовал себя таким одиноким. Филяс и Лабуйи постоянно строили мне всевозможные каверзы, и потому я был счастлив найти себе подругу.
На следующий день я решил поблагодарить Дьелетту. Но девочка не стала меня слушать, она быстро отвернулась и не ответила мне ни словом, ни взглядом. Пришлось отказаться от мысли подружиться с ней. Тогда я решил, что довольно с меня этой жизни, полной пинков и колотушек, и что, ухаживая за лошадьми, убирая днем клетки зверей, а по вечерам изображая негра, я уже наверняка окупил стоимость старых бумажных штанов и рубахи, а потому с чистой совестью могу уйти из балагана и отправиться в Гавр. Милая моя мама! Неужели я затем покинул ее, чтобы сделаться странствующим комедиантом? Ах, если бы она меня видела, если бы знала, как я живу!..
Приближалась осень. Ночи становились холоднее, днем часто шел дождь. Скоро будет невозможно ночевать в поле под открытым небом. Надо торопиться, тем более что из Гибрэ Лаполад собирается спуститься вниз по Луаре и удалиться от Гавра.
На этот раз я решил быть предусмотрительным и заранее подготовиться к своему путешествию. Я стал запасать корки хлеба, а в свободное время мастерил себе башмаки из голенищ старых сапог. Я разработал подробный план и решил убежать в первую же ночь, как труппа двинется в путь.
Вечером накануне побега, когда я заканчивал свои башмаки, ко мне неожиданно подошла Дьелетта.
— Ты хочешь сбежать? — тихо спросила она.
Я махнул рукой, чтобы она замолчала.
— Я наблюдаю за тобой целую неделю, — продолжала она. — У тебя спрятан запас хлеба под кормушкой с овсом, а это не зря. Но не бойся, я не выдам тебя. А если ты согласен, давай убежим вместе!
— Ты хочешь бросить отца? — сказал я строгим тоном человека, который знает по собственному опыту, что значит покинуть своих родителей.
— Моего отца? — удивилась она. — Но он мне вовсе не отец, а великанша — не мать… Однако здесь нас могут подслушать. Ступай и жди меня на валу, я постараюсь прийти к тебе. Если ты добрый мальчик, ты мне поможешь, а я тебе тоже помогу.
Больше двух часов пробыл я на валу, а она все не шла. Я уже думал, что Дьелетта посмеялась надо мной, когда она вдруг появилась.
— Пойдем спрячемся в орешнике, — предложила она. — Не надо, чтобы нас видели вместе, а то они могут догадаться, в чем дело.
Я пошел за ней. Когда мы забрались в густые кусты орешника и ольхи, где нас никто не мог увидеть, Дьелетта остановилась.
— Сначала я должна рассказать тебе мою историю, — сказала она. — Тогда ты поймешь, почему я тоже хочу бежать.
Хотя мы с Дьелеттой были приблизительно одних лет, она говорила со мной таким тоном, каким взрослый человек разговаривает с ребенком, и я никак не мог понять, почему такая самоуверенная девочка нуждается в помощи такого ничтожного малого, как я. Но она мне нравилась и к тому же знала мою тайну, а потому я не стал возражать и охотно согласился быть ее поверенным.