Ромашка-3

На столе валяются гадкие фотки, поддержки ждать неоткуда – Федотов сидит, понурив голову, закрылся сцепленными между собой руками. Пора перегруппироваться.

- Так, ладно.

Обхожу стоящую Стасю и направляюсь к двери.

- Это ты куда?

Оглядываюсь - та стоит у стола с фотографиями в руках и с желанием крикнуть «Фас!». Пожимаю плечами:

- Мне надо позвонить.

- Кому? Адвокату или своим сообщникам?

Чего уж мелочиться:

- Киллеру!

И иду на выход.

***

Выбравшись в холл, пытаюсь снова и снова дозвониться до Дорохиной. Мне бы передышку и хоть одну малюсенькую надежду. Топчусь возле закрытых дверей, обхватив себя рукой за талию, а другую, с трубой, прижав к уху. Опять длинные гудки… Я уже на пределе и, кажется, вот-вот сорвусь и разревусь. Из-за двери слышится мучительный крик Пригожина:

- Да, я ей, верю!

И тишина...

- Свет, ну возьми трубу!

Неожиданно рядом раздается голос Федотова:

- Маша!

Испуганно оглядываюсь. Пора?

- Сейчас!

- Сейчас было десять минут назад. Пошли, пошли, пошли…

Да какие десять, какие десять? И двух не прошло.

Он приобнимает меня, придерживая за локти, и разворачивает в сторону зала заседаний:

- Пошли.

Безвольно и безропотно поддаюсь – кажется, уже никаких сил нет для борьбы и придумать ничего не могу. Чувствую, как он настойчиво подталкивает меня сзади, потом открывает дверь и заставляет войти внутрь. Здесь уже все готово к экзекуции – Стужев сидит в председательском кресле, злобно улыбаясь, рядышком сияет злорадная Болотная… Иду к столу и усаживаюсь на свое обычное место. Кладу ногу на ногу, уперев локти в подлокотники и сцепив пальцы у груди – стараюсь продемонстрировать спокойствие и уверенность. Стужев поднимается, делает шаг к мою сторону и жестом сеятеля указывает на стол с фотографиями и распечатками:

- Ну, что, Гермиона, давай рассказывай.

Поднимаю на него глаза:

- Что тебе рассказывать?

- Не мне, ты всем расскажи, как ты докатилась до такой жизни.

Упрямо смотрю перед собой и чеканю:

- Еще раз повторяю - никакого отношения к тому, что там написано я не имею…

Оглядываюсь к окну, куда уже ушел Сашок и где он перешептывается со Стасей.

- И с таким же успехом я могла бы найти уголовника с фамилией Стужев или воровку на доверии Болотную!

Та вдруг бледнеет:

- Что-о-о? Выбирай слова, ты!

А чего выбирать то. Уж если ты так тесно спелась со Стужевым, то наверняка у самой рыльце в пушку по самое некуда. Сашок ее успокаивает:

-Тихо, тихо, тихо... Профессионально переводить стрелки – это часть ее работы.

Устало качаю головой и закрываю глаза, прикрыв лицо рукой. Как же меня достала вся эта ситуация… Чувствую над собой мерзкое дыхание:

- Cлышь, ты, родная, мы не в пионерском лагере и мы тебя не с тюбиком пасты после отбоя застукали.

Капец, Стужев давит и давит. Но реальных аргументов и доказательств ему взять неоткуда. Это понятно и ему, и мне… Только другие этого не понимают и молчат – Федотов, Пригожин, Мягкова с Пузыревым. А больше мне и опереться здесь не на кого… Поднимаю глаза к потолку и надув щеки и сделав губы трубочкой тяжко вздыхаю:

- Фу-у-ух!

- Так! Чего мы церемонимся? Я звоню в органы - пусть она там лапшу вешает.

Дверь в зал неожиданно распахивается и к нам буквально врывается Дорохина. Она идет и идет, пока не упирается в Петровича:

- Добрый день.

Тот удивленно хлопает глазами:

- Света? Ты как тут?

Но Дорохина оглядывается в сторону двери:

- Елена Владимировна! Заходите, пожалуйста.

В проеме появляется незнакомая женщина. С надеждой смотрю на Светика - она что-то припасла и у меня есть надежда выкарабкаться. Болотная, вот что за человек, подает возмущенный голос:

- Так, я не поняла. Это кто, такие?

Федотов представляет:

- Это Светлана Дорохина, подруга Маши.

- Сообщница значит, да?

Светка, умница. Даже не реагирует.

- Извините, что помешала, но думаю, всем будет полезно познакомиться с матерью Марии Филатовой.

Дама тем временем подходит вплотную к Свете и здоровается с присутствующими:

- Добрый день.

Она это делает с таким достоинством, что я сразу соглашаюсь - Дорохина права, эта тетенька не из нашего круга. Поднимаюсь из кресла, и с надеждой смотрит на женщину. Петрович тянется к фотографиям на столе:

- А какой Марии Филатовой? Дело в том, что сейчас их так много.

Он протягивает бумажки и фотографии, принесенные Стужевым, Елене Владимировне. Та косится на них, а потом прямо и открыто смотрит на Федотова:

- Марии Германовны Филатовой.

Петрович оглядывается на меня, а я, облегченно вздохнув, в предвкушении победы переминаюсь с ноги на ногу. Чувствую, как оживаю, как приливают назад силы, как снова блестят глаза - кажется, все утрясется. Дама даже не смотрит обвиняющие бумажки, лишь приоткрывает стопку и сразу захлопывает.

- Честно говоря, мне все это очень неприятно вспоминать.