Ромашка - 2

Да! Да! Да! Он начинает снимать с меня пиджак, и я позволяю ему это делать. Оставшись в одной блузке, стою перед Сергеем, совершенно безвольная и покорная. Как же мне плохо! Я с трудом дышу и чувствую, как по лицу стекает холодный пот. Меня всего выворачивает наизнанку, и я не понимаю, что происходит. Ватные ноги, тяжелые, как стопудовые гири, ватные руки, которые не слушаются меня, все тело словно в огне и будто чего-то ждет, какого-то сигнала. Никогда со мной такого не было, никогда... И чем дольше смотрю на Сергея, тем больше мне невмоготу... Наверно я заболел или отравился... Отвожу глаза от лица Пригожина, а потом поднимаю их к потолку, прикрывая рот и нос ладошкой:

- Черт, они там умерли все что ли?

Как щеки то горят... Наверно температура под сорок. И так быстро поднялась... Может это какая-то жуткая инфекция? Холера или малярия....Или тиф... Или лихорадка Эбола... Ну не может быть, что все это со мной из-за Пригожина!

- Маш, это административное здание и нас сейчас вытащат, не волнуйся.

Неотрывно смотрю на его губы, не вникая в слова. Эти губы притягивают меня словно магнит. Там, во сне они прижимались к моим губам, захватывали их, терзали их... Они касались моей шеи, моих грудей, они покусывали набухшие затвердевшие соски, а потом... Встряхиваю головой и бормочу, не вникая, какую-то чушь:

- А почему, в административном здании, кнопка вызова не работает?

Пригожин пожимает плечами:

- Ну, не работает.

Потолок, стены давят со всех сторон все сильнее. Непроизвольно широко открыв рот, часто и сбивчиво дышу, а потом у меня вырывается стон:

- Черт! Мне дышать нечем.

Пытаюсь обмахиваться рукой, как веером. Сергей вдруг тоже начинает раздеваться.

- Сейчас, сейчас, подожди… Точно, станет легче.

Сердце ухает куда-то вниз. Кому легче? Что он делает? Я не хочу! Я не готова! Тем более в лифте... Растерянно бормочу:

- Ты что делаешь?

- Сейчас, сейчас… Сейчас, будет хорошо.

Растерянно смотрю на него, не отрываясь. Догадываюсь, что значит "хорошо", не маленький... Неожиданно он дует мне в лицо и суетливо сворачивает свой снятый свитер в тугой сверток. Я не знаю, что хочет делать он, не знаю, как поступить самой… самому, но я верю ему... И если он меня сейчас поцелует и скажет что любит... Не уверена, что сумею удержаться... Господи, о чем я думаю. Это не мои мысли! И весь горю, то ли от духоты, то ли от желания.

- Берем штучку, сворачиваем и вот так вот делаем.

Сергей берет двумя руками за концы свернутого свитера и начинает активно крутить им перед моим лицом. Слабое дуновение... С запахом мужского пота, Сережкиного пота... Прикрываю глаза.

- Видишь, это не кондиционер, конечно, но хоть какое-то колебание воздуха.

Мы в постели и я в его объятиях... От мужского запаха жар с лица перекидывается вниз, к животу, потом еще ниже.... Нет! Прочь! Мы не в постели! Со стоном отворачиваюсь и открываю глаза:

- Капец, да что ж такое, а?

Пригожин перестает крутить свой вентилятор:

- Тихо, тихо, Маш, я тебя прошу, только без паники… Спокойно… Спокойно.

Мы стоим вплотную в тесном лифте и смотрим друг на друга.... Поцелует или нет? Я не выдерживаю, паника и истерика захлестывают меня. Кричу вверх, в пустоту, чуть не плача:

- Эй, народ, есть там кто-нибудь или нет.

Сергей хватает меня за плечи и встряхивает.

- Слушай меня! Чем больше движений, больше суетиться, тем меньше кислорода.

О чем он? Я не понимаю. Смотрю на его губы и мне все труднее дышать. В голове снова проплывают сладкие сцены из сна – я совершенно обнаженная в его объятиях и он жарко целует меня в полураскрытые губы, он гладит мое лицо, его рука тянется к моей груди и нежно касается ее. Другая рука скользит по ноге все выше и выше, по внутренней стороне бедер, заставляя их раздвинуться, как можно шире.... Перед глазами меркнет, туманится тусклый свет, ноги отказывают, и я почти валюсь на Сергея, приникнув к нему мокрым от пота телом. Меня нет. Есть только его голос:

- Cейчас успокойся, все.

Я чувствую, как он обнимает меня, осторожно прижимает к себе.

- Тихо.

Сразу становится уютно и хорошо, и я затихаю, устроившись на его груди.

- Успокойся… Тебе наверно совсем плохо, да?

Я не могу говорить, буквально млея, от ощущения его тепла, силы, нежной заботы. Он вдруг отстраняется и переспрашивает:

- Да?

У меня нет сил и желания открыть глаза. Если это сделать, сказка кончится. Там, в другом мире, я ему чужая, там я почти мужчина и у меня мужские воспоминания. Не хочу туда и шепчу:

- Нет, мне хорошо.

- Но я же вижу, что нет!

Глупый Сережка, он совершенно не понимает женщин. Я снова представляю, как лежу голая, прямо на нем и целую, а потом мы переворачиваемся, и уже он целует меня до изнеможения. Мои губы непроизвольно открываются, и я тянусь навстречу Сергею. Не в фантазиях, наяву. И он тоже тянется в ответ... О, господи, что я делаю! Опомнившись, отворачиваюсь:

- Черт… Ты, наверно, прав.