Романы в стенограмме

Дядя Филь во всем хорошо разбирался, и наши уши впитали все, чем он бахвалился и похвалялся. Мы думали тогда, что жизнь в городе благородна и занимательна, а наша жизнь в деревне ничем не примечательна и скучна.

На губах дяди пенилась тонкая ложь и пузырилась грубая полуправда. Слушая шитые белыми нитками истории дядюшки, взрослые перемигивались, но дядюшку это мало трогало; он купался в лучах нашего детского восхищения, и это удовлетворяло его; он проходил героем во всех своих историях, побеждал своих противников в словесных схватках и расстреливал их ругательствами и божбой, ибо грубые слова умеют прикидываться вероятной правдой и сходить за поступки.

Случалось, дядя спускал свой недельный заработок уже в пятницу, тогда он являлся к родителям с пустыми карманами и вынужден был сочинять всяческие небылицы. В этих рассказах бедный дядюшка выступал жертвой разбойничьего нападения, а нападали на него весьма часто, и эти нападения были весьма драматичны.

«Ты что, зарезать меня хочешь?» — спрашиваю я. «Зарезать», — говорит. «Нападаешь на меня сзади, чертова задница?» — «Спереди слишком опасно, боюсь», — говорит. «Бросай нож», — кричу я. Ну, он ножа не бросает, мне ничего не остается, как кинуться на него; я выкатываю глаза, как лев, я топаю ногами и ору: «Убирайся прочь отсюда!» Он роняет нож и убегает, и мои деньги с ним.

— Где нож, дядя Филь, покажи нож!

Бедный дядя Филь еще дальше углубляется в дебри лжи: нож он зарыл, его теперь не найти, врет он.

— Представляете, что будет, если жандармы схватят меня с разбойничьим ножом!

Отец и рабочие-шахтеры пили пиво на кухне и потешались над дядей Филем и его историей, но бабушка защищала своего любимца Филя и колко замечала: «Он лучше знает, он же был там». Отец с рабочими смеялись над бабушкиной простотой, а бабушка ругалась: «Тьфу на вас!»

Она уводила дядю Филя наверх, в их с дедушкой комнату на торжественную трапезу в честь его приезда, и дядя Филь начинал быстро есть, но, хотя ел быстро, ел он долго.

Подобно тому как нити грибниц оплетают корни деревьев, страсти и пороки опутывают все клетки человеческого организма, и никто не спрашивает человека заранее, до того как он явится на этот свет, сколько страстей и пороков он себе желает; один человек тащит за собой много страстей и пороков, а другой влачит за собой всего одну страсть и один порок, но сочеловеки твои жаждут знать, справляешься ли ты со своими страстями и пороками, иначе они повергают тебя наземь и затаптывают обратно в землю.

Дядя Филь был лишен страстей, зато сгибался под тяжестью трех главных и многих второстепенных пороков, и главными его пороками были чтение, курение и карточная игра.

Если после еды ни отец с дедушкой, ни обе бабушки не расположены были играть в карты, дядя Филь разводил пары, и казалось, клубы табачного дыма сочились у него не только изо рта, но и из карманов и даже из петель куртки. Читал дядя Филь, как ел: много и быстро. Из букв и дыма он строил свой мир и исчезал в нем; и так же, как не шло ему впрок съеденное, не шло ему впрок и прочитанное; он принимал к сведению, но не воспринимал сведений.

Сначала дядя Филь читал сложенные в стопку номера «Горной вахты», а «Горная вахта» была семейной газетой, и кто ее выписывал, тем самым страховал свою жизнь, и близкие подписчика получали б несколько сотен марок «в случае, если бы застрахованное лицо покинуло жизнь посредством смерти», так там было написано.

После «Горной вахты» дядюшка Филь принимался за «Журнал мод для германского дома и семьи» Вобаха и прочитывал его тоже; он разворачивал образцы выкроек и читал на этих выкройках указания, как сшить плиссированную юбку самого изысканного покроя, ибо он читал все, что могло быть прочитано, он укладывал все прочитанное в свою черепную коробку, и эта черепная коробка поросла взъерошенными и, как правило, не очень чистыми волосами.

Затем дядя Филь возвращался к читаным-перечитаным книгам: это были два тома «Домашнего врача для здоровых и больных дней». В своей жизни я видел больных людей, но ни разу не видел больного дня. Оба тома лежали на чистом белье в матушкином комоде, и их называли Хюльзеновы книги, потому что их автора звали доктором фон Хюльзен. Доктор фон Хюльзен сообщал дядюшке посредством цветных таблиц об устройстве мускулов, костей и половых органов человека, особенно охотно дядя изучал внутреннее строение женщины и в противоположность матушке ничего не имел против, если мы заглядывали ему через плечо.

Человек состоит в основном из незаполненных полостей, объяснял доктор фон Хюльзен, и химические составные части двуногого имеют стоимость всего лишь в шесть марок восемьдесят пфеннигов золотом.