Романы в стенограмме

— Наш пес хотел было разрушить мир зайчонка, а я этот мир попытался залатать.

Меня никто не понял. Мне наскучило каждый раз снова рассказывать эту историю, поэтому я и написал ее.

Хвала июню

Май баловал нас цветеньем вишен, каштанов и яблонь. Аромат сирени и цветочная пена терновника сводят нас с ума, так что мы почти не смотрим на июньские цветы попроще.

Но зелень всего зеленее в июне, когда бузина протягивает нам свой южный аромат на белых тарелках, которые позднее наполнятся иссиня-черными ягодами.

Вдоль дороги растет шиповник, нежно-розовы его цветы, робок их аромат, красными и блестящими со временем становятся плоды. Дрок возвращает нас к сказочному золоту детства, а за золотыми каплями уже начинают обрисовываться мохнатые стручки, они ждут своей зрелости. Стремительная синева стройных лупинусов готовит семена к прыжку, а подмаренник похваляется медвяным запахом. Белая акация вдоль забора, азот, скопленный ее цветами, пресуществляет в пышные гроздья, запах которых даже издалека привлекает пчел. Гвоздичник уже заготовляет пестро-щетинистые шарики семян. Жужжание и гудение пчел и жуков вкруг соломенно-желтых цветов липы сливаются в сплошной гул. Воспоминания одолевают меня: большое, шумящее дерево, что затемняет двор родительского дома, нежный запах липы сквозь открытое окно спальни проникает в наши сны, пахучий настой ее высушенных цветов в детстве пьют от простуды.

Что уж тут говорить о травах. Май их растит, а июнь открывает их бутоны. Косули родят своих детенышей в цветущих зарослях травы, среди лютиков, колокольчиков и клевера.

Никто не может толком объяснить, почему «ночная красавица» весь день бережет свой аромат для июньских вечеров. Невольно вспоминаешь извечный детский спор: что было раньше — курица или яйцо? Заботится «ночная красавица», чтобы ее нектар продолжил жизнь ночных бабочек, или ночные бабочки на трепещущих крылышках пекутся о продолжении жизни «ночных красавиц»?

Все это происходит в июне, когда по ночам полоска дня до утренней зари остается над лесами.

Сколько стихов написано о мае, но кто сложил хоть одно стихотворение о июне? Или слово «май» так действует на поэтов потому, что легко рифмуется со словами «рай», «край», «играй»? Пусть их, но нельзя недооценивать июнь, июнь с его облаками пыльцы, кочующими над хлебными полями.

Лесной жаворонок

Мы поссорились. Меня одолевало подлое желание говорить несправедливые слова. В злобе я выскочил из маленького домика.

Над двором в прогретом солнцем воздухе висел поющий жаворонок. Он взмывал ввысь и завлекал самочку, камнем падал вниз и всхлипывал, опять взлетал, взлетал еще выше, становился ноющей точкой, наконец он исчез в воздушной дымке, но пение его слышалось непрерывно, казалось, это звучит воздух.

Мою злость как рукой сняло. Я вернулся в дом и крикнул:

— Над нашим двором поет жаворонок.

В сене

Маттес нагишом сидит в шуршащем сене. Солнце сияет, веет легкий ветерок. Мать говорит:

— Светлячки любят такую погоду.

Маттес поднимает глаза:

— Вон они летят!

Он видит то, что хочет видеть: днем — звезды, а ночью — солнце.

В каждом ребенке сидит поэт. В каждом ли поэте сидит ребенок?

Чем я обязан черепахам

Говорят, что в озере неподалеку от нашего домишки еще водятся европейские болотные черепахи. Мне это рассказал рыбак, которому много лет назад в невод попалась черепаха, он выпустил ее обратно в озеро.

С тех пор как я это узнал, я каждое лето хожу к озеру ранним утром, в полдень, а иногда и ночью. До него не больше пяти минут ходу. Как раз достаточно времени, чтобы, сделав перерыв в работе, наполнить легкие лесным воздухом.

Черепахи, эти закованные в панцирь памятники животным допотопных времен, очень пугливы. Малейшее сотрясение почвы — даже от шагов человека, — и они бросаются в воду, ныряют, скрываются из глаз. О том, в состоянии ли они долго быть под водой, можно судить по плавательным пузырям мелких рыбешек, которые носятся по озерной глади. Из надувной лодки я не раз видел эти пузырьки — остатки черепашьих обедов.

Озеро окружено болотами. Их заросшая поверхность выдерживает черепах, но не меня. Ранним летом среди болотного хвоща цветет кипрей, конский язык и жабник. Но горе тому, кто отважится ступить на эти болотные луга, — трясина засосет его. Вот почему я до сих пор так и не видел болотной черепахи на суше. И все же мое хождение к озеру не осталось без последствий.

Конечно, вода там уже не та, что тысячелетия назад, как известно, все течет, все изменяется, вода становится тучей, дождем, снегом, туманом или являет нам себя ручьем, рекою, морем. И люди подвластны тому же закону. Но мульда, в которой находится болото, осталась все той же впадиной, которую образовал в земной поверхности тающий ледник; она — доисторический шрам на теле земли. Задерживаясь у озера, я частенько пытаюсь представить себе времена, пролегшие между мною и ледниковым периодом.