— Не, ну ты сравнил! Кто ты, и кто я… Я в юности писал какую-то галиматью, а ты говоришь, что учился в литинституте, дед говорит, что, по твоим словам, ты много писал… Ты меня с собой не сравнивай! И потом, я писал, но мне не нравилось то, что выходило из-под моего пера, так сказать! И если ты меня спросишь, я тебе сюжетов на раз-два-три выдам кучу… Как это — у писателя нет сюжетов? Да столько всего, о чем хочется написать… Только не получается, ерунда какая-то всегда…
— Выдай! Выдай мне хотя бы тройку идей! Выдай, прямо здесь и сейчас! — завелся я.
— Хорошо… Например, разобраться, почему у успешных, замечательных людей, у которых есть все: семья, любовь, ребенок, карьера, любимое дело, вдруг на самом взлете забирают жизнь! Написать историю, разложить по полочкам и понять это!
Я задумался. Не то, чтобы я никогда не размышлял об этом, но чтобы писать о таком…
— Ладно! — согласился я. — Еще!
— Почему успешный писатель, на раз-два сдающий книги в печать, не издается под своим именем? Как такое случилось? По какой такой причине? Ответь мне! Это ж целая глобальная вещь получится!
«Ёлки! Я никогда об этом не думал! Жил и жил! Меня все устраивало… Однажды, приняв такое решение, больше и не возвращался к этому вопросу!»
— Да, ты прав! — нерадостно подметил я. — Вопросов, которые можно поднять, столько, что жизней всех писателей не хватит. Только твои темы не с потолка взяты, правда ведь? Вторая про меня, а первая? Первая ведь тоже про меня! Откуда ты знаешь, что мои родители погибли?
— Дед рассказал, — просто, без заморочек, и как-то по-родному ответил Роман.
Гости уже давно разошлись, а мы как сидели в моей комнате, сбежав после инцидента с преподом, так и сидели…
— Расскажи мне о них! — попросил внук писателя.
— О ком? О родителях?
— Да…
— Родители как родители. Оба были журналистами, познакомились на журфаке и всю жизнь потом были вместе. Везде и всегда. В конце девяностых им предложили какой-то грандиозный проект в Африке. Они не вернулись. Мы жили на съемной квартире, и в один пасмурный осенний день ко мне пришел человек из редакции и сказал, что родители погибли. Меня отправили в интернат. Больше я ничего не знаю. Мне было 15. Мир рухнул. У меня даже не осталось ни одной фотографии. Куда делись все наши вещи из квартиры, я тоже не знаю.
— Как это? — серьезно удивился Роман.
— Меня просто выдернули из моей жизни! И тогда было совсем не до шмоток, да и все равно было. Я впал в какую-то прострацию. После интерната я сразу ушел в армию, а когда вернулся, никого не нашел из тех, с кем могли работать мои родители.
— А бабушки, дедушки? Вы не из Москвы?
— Папа был детдомовским, а когда речь заходила о маминых родителях, она закрывалась и говорила, что она одна и у нее никого нет.
— И ты не пытался узнать?
— В детстве?
— Потом. Можно же как-то в паспортном столе все восстановить…
— Нет. Не хотелось. Я очень обиделся тогда на них, что они не взяли меня с собой!
— Не взяли с собой — вместе погибнуть?
— Именно! Зачем они меня одного здесь оставили? Чтобы я что здесь делал?
— Вот и напиши книгу о своих предках. Раскопай родословную, узнай, в конце концов, как погибли родители! И закрой уже вопрос с этим литкритиком. Пиши под своим именем!
— О! Нашелся тут умник! Я хоть как-то пишу! Ты вообще сидишь в своей шикарной норке и ничего не пишешь! — слишком острые вопросы поставил он передо мной, и я решил, что лучшая защита — это нападение.
— Мы сейчас о тебе или обо мне говорим? — Рома улыбнулся.
— О тебе, Роман Батькович! Мне поставлена задача из тебя писателя сделать… — напомнил я, зачем я здесь…
— И за это ты получишь идею книги, да? А зачем она тебе, если мы вместе уже нашли то, о чем неплохо было бы написать… Может, отстанешь от меня и займешься делом?
— Я подумаю, — рассмеялся я.
— Спокойной ночи! — окончил разговор Роман. — Пойду поблагодарю Софью и провожу ее домой, наверняка сидит и ждет меня…
Ревность кольнула исподтишка. «Незнакомое доселе чувство» — констатировал я.
Чтобы отвлечься и не думать о Софье, решил попробовать писать, как договаривался с призраком. Мысль о том, чтобы заполучить идею книги из потустороннего мира, не давала покоя. Дед не замедлил явиться, а я продолжил с того места, когда нас прервали:
— И если я не смогу уговорить вашего внука стать писателем, то мне надо будет покинуть этот дом?
— Да. Только не совсем просто покинуть.
— То есть? А как можно его непросто покинуть? Со скандалом что ли?
— Нет. Ты умрешь, — призрак произнес это настолько просто и обыденно, что мурашки пробежали по телу.
— Как это? — растерялся я.
— Просто умрешь, сердечный приступ, — призрак пожал плечами в знак того, что поделать лично он с этим ничего не может.
— И вы так спокойно об этом говорите?
— А как я должен об этом говорить? — тем же ровным тоном спросил писатель. — Это ведь не мне умирать, а тебе! Я, если ты успел заметить, уже давно умер.
— Я отказываюсь от такого договора, — с усмешкой проговорил я. — Я не хочу соглашаться на такой бред! Тем более, что ваш внук напрочь не хочет ничего писать. И вообще нет шансов его уговорить!