– Паша, не будь жадным, – засмеялся Лерыч, воспринимая упреки друга не более, чем выпячивание. Обычно тихий он, пока не обкурится вот как сейчас. Тогда Пашу ведет не в ту сторону. Но потом он успокоится и опять сделается покладистым.
– Все равно скоро вашу лачугу снесут. Сравняют с землей, – говоря так, Лерыч припомнил, что строители уже вешали им на дверь бумажку, в которой предупреждали, что через две недели этот дом пойдет на снос и просили жильцов подготовиться к выселению.
– Так зачем мне копать могилу для этих несчастных девушек? Строители их засыплют. Паша, ты главное, не грусти. Скоро мы переберемся к морю. Ты был когда-нибудь на море?
Паша отрицательно покачал головой. Кроме Рязани, в которой ему пришлось отбывать наказание, он больше нигде не был.
– Там тепло. Мы купим дом. И будем жить, – мечтательно проговорил Лерыч. – Знаешь, сколько там красивых женщин.
Труп Жанны Самариной Лерыч сбросил в глубокий подвал.
Будущие жертвы Валерка Безруков в основном выбирал на вокзалах. Приезжал и высматривал одиноких женщин. Все эти женщины или куда уезжали, или наоборот, приезжали. Риск попасться, был минимальный. Дорога списывала все. Они уезжали, и пропадали. И потому их родные не сразу заявляли об исчезновение, что, разумеется, было только на руку убийце. Он сажал девушек в машину под благовидным предлогом подвезти, а потом в ход шел тот самый пакет с марлей, пропитанной эфиром. Эфир оказывал нужное воздействие. В бессознательном состоянии Лерыч привозил очередную девушку в дом, где после зверских мучений, она попадала в глубокий подпол.
Свою мать бородатый Паша заранее предусмотрительно под разными предлогами выпроваживал из дома. Не надо ей видеть все это. Он и сам старался не смотреть на то, что вытворял Лерыч с девушками. Зрелище не для слабонервных. Но однажды мать увидела, как ее сын вместе с постояльцем привезли в дом девушку. Это была Жанна Самарина.
Тогда Паша отвел мать в ее комнату и запер дверь на ключ, чтобы она не выходила. Хотя Анна Егоровна и не думала делать это. Давно подметила, что в ее отсутствие в доме творятся нехорошие дела. Да и чулан, где находился вход в подпол. Раньше Паша никогда не запирал его на замок. А теперь ей строго-настрого было запрещено входить в чулан. На все вопросы по поводу того, что из двери чулана просачивается неприятный гнилостный запах, сын отмалчивался и советовал ей не забивать голову тем, чем не нужно.
А как же не нужно, когда Анна Егоровна видела: поселился у них в доме этот Валентин и все пошло наперекосяк. Раньше жили пусть беднее, зато спокойней. Да и сын был другим. А сейчас нервный, издерганный. Водку пьет каждый день, а когда не пьет, курит папиросы от которых потом дуреет прямо на глазах.
– Скажи, Павел, – решила Анна Егоровна откровенно поговорить с сыном. – Я вчера видела, как вы девушку привезли. И хоть ты меня и запер, но я даже из своей комнаты слышала, как она кричала…
Паша побледнел, испуганно глянул на дверь. Не подслушал бы Лерыч?
– Молчи, мать, – зашипел он на мать. – Ничего не говори, чтобы он не услышал. И запомни, ты ничего не видела. Сиди в своей комнате и не высовывайся.
– Ты его боишься, – укоризненно покачала Анна Егоровна головой.
Паша отвел взгляд в сторону.
– Это страшный человек, – сказал он так тихо, что Анна Егоровна едва расслышала. По лицу сына она видела, что тот говорит правду. Да и сама уже не раз задумывалась, откуда у приятеля сына столько золотых колец, перстней и сережек. Только Паша велел ей у Валентина ничего не расспрашивать.
– Давай убежим, сынок? – предложила Анна Егоровна. – Все равно дом наш скоро сломают. Бросим все и убежим. А он пусть тут остается. Я же вижу, жизни тебе нету. Да и мне тоже, пока он с нами.
Но ответить что – либо Паша не успел. Услыхав шаги в коридоре, выскочил из материной комнаты.
– Не спится? – заискивающе спросил Паша у Лерыча, видя что тот еще и не думал ложиться.
Лерыч достал пару папирос с травкой. Одну дал Паше, другую сунул в рот себе. Они вышли на крыльцо, сели на порог и долго молчали, прислушиваясь к гудкам электричек доносившимся с железнодорожной станции.
Потом Лерыч сказал:
– Помнишь ту девушку, ну любовницу Борисова?..
Паша уже словил кайф. Чувствуя в душе легкость не обременительную земными заботами, кивнул с улыбкой.
– Хорошенькая.
Лерыч тоже улыбнулся. Все-таки Пашка не потерял вкуса к женщинам.
– Думаю, заняться ею.
Паша молчал, зная, что отговорить Лерыча ему все равно не удастся. Но девушку почему-то ему стало жалко. И он сказал:
– Чего ради?
– Тебе трудно понять, – задумчиво начал Лерыч, – но во всем этом есть нечто особенное. Знаешь, общение со своей будущей жертвой мне доставляет удовольствие. Возможно, я сделаю ее своей любовницей. Ты только представь, – настойчиво вдалбливал Лерыч свою мысль приятелю. – Она будет разговаривать со мной. Целовать меня и не подозревать, что спустя какое-то время, я ее прикончу. А пока поиграю с ней. Как тебе такая игра?
Паша засмеялся.
Лерыч посмотрел на него.
– О, да ты я вижу, обкурился. Пашка?!