Рольф в лесах

— Дольше мы терпеть не можем! — сказал губернатор, когда кто-то упомянул, как английский военный фрегат остановил американское торговое судно и насильственно забрал с него половину команды под предлогом, будто это переодетые английские дезертиры. — Три года таких бесчинств! Мы обязаны дать отпор, пусть даже это означает войну.

— Нью-Джерси решительно против войны, — заметил конгрессмен из этого штата.

— А Нью-Джерси всегда против всего, чего требует благо нации, сэр, — хриплым голосом объявил краснолицый толстый майор, имевший привычку добавлять «сэр» к каждой фразе.

— И Коннектикут тоже! — подхватил кто-то. — Ах, посмотрите на наше ничем не защищённое побережье и портовые города!

— Нью-Йорк рискует больше, — возразил губернатор. — Наши порты все на Гудзоне, а за спиной у нас Канада.

— К счастью, сэр, Пенсильвания, Мэриленд и Запад не забыли славного прошлого. Я одного прошу — возможности показать, на что мы способны, сэр! Я соскучился по запаху пороха.

— Насколько мне известно, президент Мэдисон заявил протест, и уже не первый, а через три месяца, вопреки настояниям Нью-Джерси и Коннектикута, пошлёт Великобритании ультиматум. Он полагает, что у англичан хватает дел по горло с Наполеоном и его союзниками, так что на войну они не рискнут.

— Я на это дело вот как смотрю, — сказал Сай Силванн. — Англичанам от всех наших протестов ни тепло ни холодно. А у нас каждый год по двадцать пять судов гибнет, потому что «дружеская держава» сняла с них в открытом море чуть не всю команду. По мне, лучше уж открытая война. Больше толку.

— Ваш дом и всё ваше имущество в трёхстах милях от побережья! Хорошо вам говорить! — огрызнулся житель Манхеттена.

— Что верно, то верно. Возле самой Канады!

Тут губернатор встал, они присоединились к дамам в гостиной, и беседа приняла другой оборот, утратив всякий интерес для тех, кого светский щебет оставлял равнодушным. Рольф и Куонеб теперь испытывали то же удовольствие, какое было уделом Скукума весь вечер.

65. Чомги и поющая мышь

Куонеб ломал голову над тем, что «в своём племени» молодой Ван Кортленд, как ни странно, пользуется почётом.

— Значит, он мудрый советчик, — решил индеец в конце концов. — Драться ведь он не умеет, а на охоте дурак.

Перед отъездом они ещё раз увиделись с губернатором и его сыном. Рольф получил обещанные полтораста долларов вместе с сердечной благодарностью всей семьи и ему, и его товарищу. Обоим им преподнесли по охотничьему ножу, такому же, как у Вана, только поменьше.

— Хо! — сказал Куонеб, беря подарок, и добавил: — Может, он вытаскивается, когда нужен. — Хо! Это хорошо, — добавил он, взглянув на острое лезвие.

— Рольф, — сказал адвокат, — в будущем году я хочу пожить у вас с тремя товарищами. Платить будем каждый столько же за месяц. Ну как?

— Отлично, — ответил Рольф. — Мы приедем за вами в августе. Только не забудьте взять гитару и очки!

— Да, кстати, а вы сумеете добраться в каноэ по Шамплейну до Канады? — спросил губернатор.

— Куонеб сумеет.

— Вы согласитесь стать разведчиками в этих краях?

Индеец кивнул.

— Если начнётся война, вы нам оба понадобитесь, так что будьте наготове.

И вновь каноэ поплыло на север с Куонебом на корме и Скукумом на носу.

Не прошло и недели, как они добрались до своего озера, — и вовремя. Листья уже облетели, и на речке им пришлось проламывать лёд.

Два последних месяца подсказали Рольфу много новых планов. Нет, оставаться траппером до конца своих дней он не хочет. Хорошо бы посмотреть Нью-Йорк и обдумать будущее. А для этого нужны деньги. Они с Куонебом обходят сто миль ловушек. Но есть люди, которые и в одиночку ставят ловушек вдвое больше. До морозов им следует проложить ещё две линии: одну к Гудзону, но выше по течению от Орлиного Гнезда, а другую на север по Блу-Маунтин, к реке Ракетт. Это был тяжёлый труд, и когда они вернулись в хижину, дрозды уже покинули оголённые, унылые леса, рябчики откочевали, совершая длинные перелёты по ночам, овражки хранили следы бегущих оленей, а в воздухе чувствовалось что-то зловещее, ведь подходил месяц Безумия, и солнце в тусклом небе еле освещало окрестные холмы.

На следующий же день озеро затянул сверкающий тонкий ледяной покров. Возле берега на его зеркальной поверхности неуклюже топтались две утки. Люди подобрались поближе, и Куонеб сказал: — Нет, это не утки, а шингебисы, поганки. Они взлетают только с воды. Ночью новый лёд не отличить от воды, они на него сели, а взлететь не могут. Так часто бывает.

Два дня спустя ударил мороз. Поганки, или чомги, как их ещё называют, всё ещё оставались на льду, но теперь он мог выдержать вес собаки, и охотники отрядили туда Скукума. Вскоре он вернулся с двумя красивыми птицами, чьё белое оперение на груди ценится наравне с мехом.

— Ак! — сказал Куонеб, подняв их повыше, чтобы лучше рассмотреть. — Так часто бывает в месяц Безумия. Мой отец говорил, что всё из-за пляски Калускапа.

— Ты про неё не рассказывал.