Троллейбус был переполнен, и гитару в жестком чехле Бежину пришлось держать над головой. На него оглядывались. Огромная борода и всклокоченная седая шевелюра в сочетании с джинсами, кожаной курткой и гитарой делали его похожим на какого-нибудь американского сектанта, приехавшего петь псалмы во спасение душ заблудших россиян. - Поликлиника, - объявил водитель. Бежин протиснулся к выходу, почти выпал из двери на слякотную весеннюю улицу. Он ринулся к переходу и налетел на очкастую особу, выходящую из автомобиля. От неожиданного толчка очки упали, он едва успел подхватить их у самой земли. - Извините, ради Бога! - Бежин протянул очки, взглянул на нее. - Господи, какой я неловкий... Солнце вдруг прорезалось в синем проеме облаков и осветило лица, блестящие лужи, яркие машины и дома. В ушах Бежина заиграл на рояле благословенный Ференц Лист. - Ничего, все в порядке, - сказала она, и голос ее прозвучал ангельским пением. Она невидящим взглядом скользнула по его изуродованному лицу, но этого было достаточно, чтобы сердце Бежина прыгнуло и мощными толчками поднялось к горлу, а внутри, в центре сознания будто щелкнули тайным выключателем, осветив всю его жизнь, прошлую и будущую, невиданным прежде светом. Миг остановился, мир исчез. Осталась только она, летящая над мокрым асфальтом к дверям клиники. Откуда-то извне послышалась ругань водителя автомобиля. - Ты что, придурок, ослеп?! Куда прешься? Бежин поморщился, хотел устранить назойливую помеху, отодвинуть в сторону, но переполнявшие чувства ненароком вылились в толчок, от которого водитель отлетел на четыре метра, дважды перекувырнувшись, и собрал собою всю грязь с обочины мостовой. Она исчезла за дверями клиники. Солнце скрылось за облаками. Вокруг зашумело, машины поехали, люди с серыми лицами заспешили по своим делам. Бежин помог водителю встать. - Извини, брат, я не хотел. Случайно вышло. Больно? Водитель смотрел на него странно, с опаской. - Все нормально, хорошо все... - Он, обойдя Бежина боком, по дуге, быстро сел в машину, пачкая сиденье, и немедленно уехал. Бежин спустился в подземный переход.
Два быка появились в проеме ворот. - Эй, - окликнул первый. - Есть здесь кто? Ему ответило эхо. - Может, уже? - сказал второй. - Проходите, молодые люди, раз уж пришли, - послышался из темноты голос Левко. - Лучше ты сюда выходи, - сказал первый. Левко вышел на середину цеха, стараясь идти так, чтобы между ним и быками, потенциальным укрытием, оставался штабель мешков с цементом. Лицо его было скрыто черным чулком. Быки одновременно посмотрели наверх, ожидая выстрела. - Да проходите же, не стесняйтесь, - настаивал Левко. - Что на пороге-то стоять? Парни нерешительно подошли к штабелю. - Принесли? - спросил Левко. - Ну... - растерянно потянул первый и посмотрел на кейс у себя в руках. Второй все смотрел наверх, оглядывая балюстраду по периметру. - Да что вы все головой крутите? - с некоторым раздражением спросил Левко. - Уверяю вас, там нет ничего любопытного. Вот, разве что, здесь. Левко разворошил пустые бумажные мешки из-под цемента. Под ними обнаружился труп строгого охранника. Он лежал на штабеле, словно на анатомическом столе, чинно сложив руки на груди. Лицо, припорошенное цементной пылью, было исполнено достоинства и строгости, как при жизни. - Вы это искали? - спросил Левко. Второй потянулся к оружию. - Отставить, - скомандовал Левко. - Что это у вас на лбу? Первый взглянул на второго. На лбу у того ярко светилось рубиновое пятнышко. - Учтите, молодой человек, если вы сделаете глупость, это будет последняя глупость в вашей жизни. - Левко перевел взгляд на первого. - Давайте сюда.