Роковой выстрел

Вот и все, что я помню; а потом — мрак неизвестности вплоть до того дня, когда я очнулась в комнате для больных в Тойнби-Холле. Тут я узнала, что провела три недели в жесточайшей горячке, сопровождаемой страшным бредом.

Но неужели больше я ничего не помню?

По временам мне кажется — нет и нет.

Мне как будто припоминается момент сознания среди ночей сплошного бреда.

Мне чудится фигура сиделки… она выходит из комнаты… В окне появляется длинная, тощая бескровная фигура, и я слышу голос.

Голос этот говорит:

— Я посчитался с твоим возлюбленным. Теперь мне остается посчитаться с тобой.

Голос кажется мне знакомым. Я как будто уже слышала его где-то. Быть может, во сне?..

— И это все? — скажет читатель. — И на таких-то основаниях истеричная женщина позорит в газетах имя безобидного ученого? И на основании таких слабых улик строит против него обвинения в самых чудовищных преступлениях?

Да, да. Я понимаю, что на вас, читатель, описанные мной события не могут произвести такого впечатления, как на меня.

Я знаю одно.

Я знаю, что если бы я очутилась на середке моста, один край которого сторожил бы Октавий Гастер, а другой — страшнейший из тигров индийских джунглей, я моментально, не колеблясь ни секунды, бросилась бы к тигру просить его защиты.

Моя жизнь разбита навеки.

Как бы она ни кончилась, мне все равно.

Желаний нет у меня больше.

Я желаю одного — чтобы мое писанье послужило помехой этому чудовищу в его дальнейший замыслах на жизнь честных людей.

Глава IX

Менее чем через пятнадцать дней после окончания приведенного выше правдивого рассказа моя дочь исчезла.

Поиски ее не кончились ничем.

Один из служащих ближайшей железнодорожной линии показал, что видел молодую даму, похожую по описанию на мою дочь, севшую в вагон 1 класса в сопровождении высокого тощего джентльмена.

Несмотря на это показание, трудно допустить, чтобы она позволила себя увезти в таком скором времени после жестокой потери и не сказав притом ни слова мне.

Мы все-таки направили сыщиков по этому следу.

Эмми Ундервуд.