Для Патрика оказалось сокрушительным ударом осознать, что ум преступника не так далек от ума человека разумного. На самом деле все сводится к силе желания. Наркоманы готовы продать собственное тело ради дозы кокаина. Пироманьяки — рисковать жизнью, чтобы почувствовать, как вокруг них разгорается пламя. Патрик всегда верил, будучи стражем закона, что он выше этих движущих желаний. Но если твоя одержимость не имеет ничего общего ни с наркотиками, ни с адреналином, ни с деньгами? Если больше всего на свете ты хочешь вернуть обратно ту жизнь, какая была еще неделю, месяц, год назад? И готов ради этого на все, что угодно?
В этом заключался Нинин просчет. Она ошибочно решила: если время остановить — все вернется на круги своя. Он не мог ее винить, потому что сам всякий раз наступал на те же грабли, находясь рядом с ней.
Патрик понимал: он должен спросить себя, не на что он готов ради Нины… а на что не готов.
Стюардесса, словно детскую коляску, толкает перед собой столик с напитками. Останавливается у ряда, где сидит Патрик.
— Что вам предложить? — спрашивает она. Ее улыбка напоминает Патрику маску Натаниэля во время минувшего Хеллоуина.
— Томатный сок. Без льда.
Сидящий рядом с Патриком мужчина складывает газету.
— Томатный сок с водкой, — усмехается он, растягивая слова с сильным техасским акцентом. — Да, со льдом.
Стюардесса идет дальше, оба мужчины делают глоток из своих бокалов. Сосед опускает глаза в газету и качает головой.
— Следует поджарить эту сучку, — бормочет он.
— Прошу прощения…
— Я об этом деле об убийстве. Все, наверное, о нем слышали… Даже нашелся дурак, который требует в последнюю минуту выпустить ее из камеры смертников, потому что она обрела Иисуса. Все дело в том, что губернатор боится поджарить ее, потому что она женщина.
Патрик всегда был сторонником смертной казни. Но он слышит свой голос:
— Звучит здраво.
— Наверное, вы из тех либеральных янки, — поднимает его на смех сосед. — Как по мне, совершенно не важно, есть у тебя член или нет. Выстрелил человеку в затылок в ночном магазине — получи сполна. Понимаете? — Он пожимает плечами и допивает свой сок с водкой. — Вы летите по делам или как?
— По делам.
— Я тоже. Занимаюсь торговлей. Продаю милосердные мышеловки, — доверительно сообщает он, как будто это секретная информация.
— Я адвокат из американского союза защиты гражданских свобод, — врет Патрик. — Лечу, чтобы представлять дело этой женщины в суде.
Торговец заливается краской:
— Простите. Я не хотел показаться неуважительным…
— Как бы не так!
Мужчина сворачивает газету и засовывает ее в карман сиденья впереди.
— Даже ваше сочувствие не сможет всех спасти.
— Всего одну, — отвечает Патрик. — На большее я и не надеюсь.
Вот женщина, которая носит мою одежду. У нее моя кожа, мой запах, но это не я. Грех подобен чернилам, он проникает в человека, окрашивает его, делает его совершенно другим. Его невозможно смыть. Как ни пытайся, прежним никогда не станешь.
Слова не смогут оттянуть меня от края. Как и дневной свет. Это непреодолимо. Это атмосфера, в которой я должна научиться дышать. Отрастить жабры для греха, чтобы вбирать его в себя с каждым вздохом.
Это пугает. Я не могу понять, кто эта женщина, которая живет моей жизнью. Я хочу взять ее за руку.
А потом толкнуть — что есть силы! — со скалы.
Шагая по улицам Бель–Шасс, штат Луизиана, мимо кованых ворот и увитых плющом двориков, Патрик ловит себя на том, что постепенно избавляется от одежды. В таком климате Рождество кажется неправильным; рождественские гирлянды, похоже, потеют от жары и влажности. Он недоумевает, как Глен Шишинский, рожденный в Луизиане, вообще смог выжить на севере.
Но ответ ему уже известен. Детство, проведенное среди тамошних креолов, не слишком отличается от присмотра за прихожанами на северо–востоке Штатов. Неоспоримое тому доказательство сейчас лежало у Патрика в нагрудном кармане — ксерокопии из государственного архива, их он получил от сотрудницы загса штата Луизианы в Новом Орлеане. Артур Гвинн родился 23 октября 1943 года, родители: Сесилия Маркетт Гвинн и ее муж, Александр Гвинн. Четырьмя годами позже зарегистрирован брак вдовы Сесилии Маркетт Гвинн с Теодором Шишинским. А в 1951 году родился Глен.
Единоутробные братья.
В последний раз завещание Шишинского пересматривалось в 1994 году, и вполне вероятно, что Артур Гвинн больше не проживает в Бель–Шасс. Но с чего‑то нужно начинать. Священники не исчезают бесследно, в особенности в католическом городе. Если Гвинн поддерживает связь с кем‑либо из соседей, Патрик сможет ухватиться за ниточку и выяснить его местонахождение. Для этой цели у него в кармане имеется еще одна ниточка, которую он вытащил, вырвав последние страницы телефонной книги. Перечень церквей. Самая большая — Богоматери.
Он не разрешает себе задумываться над тем, что будет делать с этой информацией, когда все разузнает.