Роковая ошибка княгини (СИ)

Сидоренко оказался худым долговязым мужчиной, с неприятным, изъеденным оспой лицом тёмно-малинового цвета и крючковатым, заострённым книзу носом. Будь он брюнетом, походил бы на ворона, и голос под стать: низкий, хриплый, каркающий. Сейчас же, на седьмом десятке, волосы его поседели, сделавшись пепельно-серыми, и стало невозможным определить их изначальный цвет.

При первом же взгляде на него, Александра поняла: они не сработаются никогда.

– Если бы не моё опальное положение, послал бы Викентия к чёрту с этими никчёмными учениками! – вместо приветствия объявил он. И в красках озвучил всё то, что он думает о господине Воробьёве, не стесняясь присутствия молодой особы нежного возраста.

Да и глупо, наверное, бояться задеть её нежный слух, с учётом того, чем они собирались заниматься в ближайшие два часа. Это-то, по всем канонам, должно травмировать бедную ученицу куда больше, нежели ненормативная лексика.

– Звать как? – полюбопытствовал он. Не то чтобы вспомнил о хороших манерах – скорее, просто не знал, как к ней обращаться.

– Александра.

– Не женское какое-то у тебя имя! – бесцеремонно ответствовал Сидоренко, оглядывая свою ученицу с ног до головы. Она лишь вздохнула в ответ. Имя и цвет волос являлись теми двумя вещами, что с самого детства не давали Саше покоя, заставляя почему-то неизменно смущаться. Особенно тяжко становилось в те моменты, когда ей с пугающей бесцеремонностью указывали на это, вот как сейчас.

– В честь дедушки назвали, – попыталась оправдаться она. – Впрочем, можете называть меня Анной. Или Викторией! Или Марией? Как вам больше нравится?

Сидоренко весело рассмеялся в ответ, заставив громко ахнуть подслушивающую под дверью медсестру Веру. Той было любопытно, как пройдёт знакомство новенькой с самым отвратительным доктором Басманной больницы, вот она и позволила себе вольность, нагнувшись к щёлочке.

– С юморком девка, погляди-ка! – хмыкнул Сидоренко.

– Куда деваться… – пробормотала Александра, опустив взгляд. Созерцать недовольную крючконосую физиономию Ипполита Афанасьевича у неё не было ни малейшего желания.

– Ну, тогда пошли, красавица! Поработаем немного, хе-хе.

– Что, прямо сейчас? – с ужасом спросила Саша, тотчас же подняв глаза.

– А что, испугалась? – Сидоренко неприятно осклабился, продемонстрировав жёлтые от табака зубы, и подмигнул ей. – Не бойся, солнышко! Бояться надо живых, а не мёртвых.

«И ничего я не боюсь! – упрямо поджав губы, убеждала себя Александра, пока они с доктором шли вниз, в полуподвальное помещение, служившее мертвецкой. – Просто для начала не помешало бы подготовиться… я не думала, что так скоро… я не… Господи боже мой, крысы!»

Несколько жирных, упитанных крыс сбежало с лестницы и спряталось по углам, одна же остановилась в нерешительности, в тусклом пятне электрического света, точно в лучах софитов, и с интересом уставилась на вновь пришедших.

– Это Авдотья, – то ли в шутку, то ли всерьёз представил Ипполит Афанасьевич. Крыса пискнула что-то в ответ и сбежала, последовав за своими товарками. – Эй, Авдотья, ну куда же ты?! – он рассмеялся, и смех его был противным и скрипучим.

Никогда прежде Александра не бывала в столь жутких местах. Это больше походило на пыточную камеру, чем на морг. Правда, в пыточной камере Саша не бывала и подавно, но отчего-то ей казалось, что выглядеть она должна именно так: сырое, мрачное помещение с низким потолком, гулкое эхо отдаётся от сдавливающих стен, а когда оно умолкает, растворяясь в спёртом воздухе, на несколько секунд наступает удручающая тишина. И сначала кажется, что эта тишина вот-вот поглотит тебя, но потом она вдруг отступает, и тогда становится слышно, как где-то в отдалении капает вода, да скребутся по углам жирные, откормленные крысы. Саша поймала себя на мысли, что предпочитает не знать, чем именно они здесь питаются. Ей сделалось дурно от таких размышлений, а ещё от этого невероятно тяжёлого, зловонного воздуха, и она испытала одновременно и головокружение, и безграничный позор.

Хуже всего, что Воробьёва-то винить не в чем. Она будущий доктор, чёрт возьми, и она обязана была, как сотни докторов до неё, пройти все семь кругов ада, начинающиеся с больничного морга! Спасибо любимому папочке, уберёг. А если бы сразу привёл её в прозекторскую, глядишь, начисто отбил бы желание заниматься медициной! Они ведь такие страшные, эти покойники! Землисто-серые, иссиня-серые, желтовато-синие, серо-жёлтые, и ещё серо-голубые, утопленники. Голова закружилась сильнее, и Саша ощутила острый приступ тошноты.

– Вот с этого, пожалуй, начнём! – бодро сообщил Сидоренко, остановившись перед одним из столов.

Как он только их различает? Все ведь одинаковые, лежат в один ряд! Ах да, номерные бирки на пальцах! Господи, да что же это, где её внимательность?

– Халат накинь, – скомандовал доктор, кивнув в сторону шеста, где висело несколько халатов. Все они оказались ей велики, и Александре захотелось сказать об этом своему наставнику, чтобы, сославшись на отсутствие нужного размера, сбежать из этого ада как можно скорее.