Роковая ошибка княгини (СИ)

– Оставь эти глупости. Он мой сын. Но, тем не менее, идёт война. А он ни разу за двадцать два года не проявлял особой страсти к военному делу, не то что Алексей. По тому ещё в детстве было видно – далеко пойдёт, генералом станет, не меньше. А Миша совсем не такой. Он рос спокойным, уравновешенным, сдержанным и мыслил очень трезво. Все были с самого начала уверены, что война не для него, и когда Юлия провожала его, она провожала его на смерть. Кто же мог подумать, что он не просто вернётся, а вернётся героем? Выходит, все мы ошибались на его счёт.

Спокойным? Уравновешенным? Сдержанным? Он?! Александра была готова рассмеяться, но потом вдруг подумала, что это совсем не смешно. Наверное, Волконский повидал за этот год войны немало ужасов, раз из спокойного, уравновешенного и сдержанного стал таким.

А «вернулся героем» – это как понимать? Она подумала, что непростительно мало знает о своём будущем сводном брате, и недостаток этот нужно исправить. "Непременно спрошу у Серёжи, – подумала она, – если доживу до нашей с ним встречи"

– Как бы там ни было, он ваш сын, и я уверен, что он не представляет такой сильной угрозы, как вам кажется. Другое дело – Алексей Николаевич, или госпожа княгиня.

– Княгиня пока не в состоянии выйти из дому без посторонней помощи, к моей величайшей радости. Сдохла бы она совсем, что ли, старая карга! – вслух помечтал Гордеев. – Что касается Алексея – и не надейся, Викентий, я не продлю тебе срок до его возвращения! Я сказал: два дня. Максимум три. На четвёртый начинай искать трупы.

– Я постараюсь сделать всё возможное, – вздохнул Викентий Иннокентьевич. – Но всё-таки надеюсь на ваше великодушие!

– Ты можешь идти, Викентий, – сказал Гордеев, услышав фразу о великодушии. Прозвучало грубо, но уж на это-то обижаться Воробьёв не стал: имелись и другие причины для обид, куда весомее непочтительных слов на прощанье.

Он вышел, не заметив Александру, на что та и рассчитывала, спрятавшись за дверями. И когда закрылась входная дверь, она ещё на несколько секунд задержалась в своём убежище, на всякий случай.

Как оказалось, не зря.

– Что думаешь обо всём этом? – голос Ивана Кирилловича за дверью заставил её вздрогнуть. Так они были не одни?!

"Господи, сделай так, чтобы это была не моя мать!" – взмолилась Александра, но напрасно она так плохо думала об Алёне.

– Сломался, – последовал ответ. Александра прислушалась, пытаясь угадать, кому принадлежал голос. – Как пить дать – сломался. А на счёт Леонида… я хоть сейчас могу наведаться в гости, скажите только слово.

Георгий, поняла Саша. Она не узнала голоса, так как с нею он и не разговаривал никогда, но она догадалась. Георгий, точно он. Гордеевский головорез.

– И как это будет выглядеть? Пожар из-за халатного обращения с огнём? Или, может, массовое самоубийство? Нельзя привлекать внимания, пойми. Леонид Воробьёв – правая рука Дружинина, а Дружинин – крёстный моего дорогого сына, все свои сорок пять лет жизни влюблённый в мою жену. Он души не чает в Михаиле, и по первому слову перевернёт Москву с ног на голову. Так что лучше нам сейчас сидеть тихо и не высовываться. Доверимся Викентию, он меня ещё ни разу не подводил.

– А я ему не доверяю, – поделился своими мыслями Георгий.

– Отчего же? Он очень хорошо продаётся и покупается. Я люблю таких людей.

– Вот именно. Вчера он был предан Тихонову, сегодня – продал вам его дочь. Вчера он был предан вашей жене, сегодня – вы его лучший друг, опора всей жизни. А завтра?

– Он не переметнётся на сторону Михаила, если ты об этом. Нас с ним слишком многое связывает, Викентий не посмеет меня предать.

– Несладко нам придётся, когда генеральша встанет на ноги и вернётся старший Волконский, – предрёк Георгий. – Нужно что-то делать, пока этого не случилось.

– Обрубать концы. А что ещё делать? – Иван Кириллович вздохнул. – Отыщи Кройтора. Этот сукин сын не даёт мне покоя! Пока он жив, мы очень сильно рискуем. С бумажками – полбеды, я уверен, Викентий добудет их в срок, но вот Кройтор – живое свидетельство нашего преступления. Кройтор должен умереть, Георгий. Что угодно сделай, но найди мне этого человека и принеси мне его голову!

«Господи, помоги!» – прошептала Александра побледневшими губами, так и представив, как Георгий с кровавой ухмылкой несёт отрубленную голову бедного Кройтора на серебряном подносе. Ей стало дурно.

– Как прикажете, ваше благородие, – только и сказал верный слуга.

Ещё некоторое время они провели в кабинете, как поняла Александра, Гордеев отсчитывал денег и ему, очевидно, на поиски и поимку несчастного человека с нерусской фамилией.

Саша не стала дожидаться, когда они распрощаются, и медленно-медленно стала отступать назад, стараясь двигаться осторожно, производить как можно меньше шума и ни в коем случае не наступить на скрипящую половицу. Но, благо, в гордеевской квартире половицы не скрипели, в отличие от их с Алёной дома, и Александра мысленно записала это Ивану Кирилловичу в плюс.