Антон припал к её губам в ответном поцелуе, а затем, взяв на руки, отнёс в ближайшую комнату – отцовский кабинет, дверь в который была по-прежнему распахнута. Бутылку с дорогим виски, только что открытую, он безжалостно скинул со стола – та упала на пол и разбилась, но они, увлечённые друг другом, этого не заметили. Антон наконец-то, спустя десять долгих лет, заполучил ту, о которой мечтал столько времени, а Ксения… Ксения впервые в жизни почувствовала себя счастливой по-настоящему. Мишель никогда её не любил, и она прекрасно это знала. Но он был богат, красив и, что немаловажно, был превосходным любовником – этих качеств оказалось достаточно, чтобы она согласилась стать его женой. Но любовь… откуда же она знала, что это окажется так прекрасно?
В объятиях Антона она медленно сходила с ума. Такое происходило с ней впервые – сколько мужчин касались её тела, но ни с одним из них она не испытывала такого неимоверного блаженства! Ей хотелось большего, скорее, как можно скорее, а он, как на грех, был так нежен с нею и совсем не торопился, будто боясь обидеть. Тогда она со стоном притянула его к себе и, прижимаясь своей грудью к его груди, стала умолять взять её. Что ж, дважды просить Антона не пришлось, он и без того еле сдерживался, бедняга. Поэтому, получив разрешение к решительным действиям, он порывисто овладел ею, прямо там, на отцовском столе, не удосужившись сперва снять с неё платье. Дико, безумно и страстно – так, что голова закружилась от переизбытка чувств. А когда она застонала, выгибаясь под ним, когда в порыве экстаза назвала его по имени, Антон почувствовал себя самым счастливым на свете. А ещё она плакала от счастья. Впервые с ней такое было, впервые за двадцать один год. И уж точно впервые произнесла она, наконец, те самые слова, которые прежде считала слабостью и глупостью, но сейчас отчего-то почувствовала острую необходимость сказать их.
– Я люблю тебя, Антоша… я люблю тебя…
Хлопнула с грохотом входная дверь, и Алёна, придерживая на плечах лёгкую кружевную шаль, с недоумением выглянула в коридор – посмотреть, кого это принесла нелёгкая в неурочный час.
Саша сказала, что уедет в городок и до вечера точно не вернётся. Предлог был назван неправдоподобный: «забрать шарфик, в спешке забытый», но Алёна-то знала, что на самом деле дочь её хочет проведать свою подружку-медсестру Аню Исаеву, а заодно и эту дурацкую больницу, которую так любил её отец… То есть, Алёна свято верила в то, что именно это и являлось главными причинами – и ни секунды не думала она, что дочь могла уехать не одна, а в примечательной компании князя Волконского! Если бы Алёна об этом знала – ни за что не пустила бы, здесь и говорить не о чем! Но она не знала, и в мыслях не могла допустить, что Михаил Иванович окажется способным, как и его отец, увлечься простолюдинкой. Это он-то?! С его давно уже определившейся жизненной позицией? К тому же он помолвлен, о чём тоже не следовало забывать!
И, по правде говоря, именно его Алёна и ждала ныне, когда загремели в прихожей чьи-то тяжёлые шаги. Волконский, опять приехал за бумагами или вещами матери. Кто ещё? Кроме него некому: Сеня на учёбе, Сашенька уехала по своим делам, Гордеев до глубокой ночи пробудет у себя на службе, а значит – Волконский?
И это действительно был Волконский. Только не тот.
– Алёша? – дрогнувшими губами прошептала она. Признаться откровенно, до сих пор не могла Алёна спокойно произносить это имя – такое родное, такое любимое… Она замерла в дверях, глядя на полковника Алексея Николаевича, по-хозяйски прошедшего в их квартиру. То есть, в квартиру его покойной сестры, ныне – в его квартиру… Следом вошёл слуга с двумя внушительными чемоданами и аккуратно поставил их в уголке, после чего удалился, ни единого слова не сказав.
– Как это всё понимать? – спросила Алёна, прижавшись к двери. Ей, определённо, нужна была опора, ибо ноги категорически отказывались держать её. Особенно, когда он был так близко, и она могла видеть черты его лица – всё такие же прекрасные, и его глаза, такие же голубые и ясные, как и прежде.
И этими самыми глазами он так пронзительно смотрел на неё, что Алёна не удержала измученного вздоха. А потом Алексей усмехнулся и ответил:
– Надо же мне где-то остановиться, право! И за то, что помешаю вам с Гордеевым своим присутствием, извиняться не буду. Это мой дом и я волен распоряжаться им по своему усмотрению.
Что? Да как он смел говорить с ней в таком тоне?!
– Я не об этом спрашивала, – тихо ответила ему Алёна, всё так же продолжая смотреть на него во все глаза, будто силясь отыскать сходство между этим взрослым, серьёзным мужчиной и её девичьей любовью, конюхом Алёшкой.
– Да? – он беспечно пожал плечами. – А о чём?
– Почему ты не сказал мне сразу, Алёша?! – в отчаянии воскликнула Алёна, всплеснув руками. – Почему ты молчал о том, кто ты на самом деле?!