Александра, конечно, пришла. Ей было немного неловко, но она не боялась, да и страсть как хотела ещё раз посмотреть на настоящую княгиню, такую красавицу! Первое, что Волконская сделала – это поблагодарила от всей души, а потом, сняв с шеи цепочку с кулоном, вложила её в Сашенькину ладонь, взяв с неё обещание никому об этом щедром даре не говорить. Это украшение стоило, должно быть, целое состояние, но Александра обещание сдержала и никому не сказала, и с тех пор всегда носила цепочку на себе, под платьем, никогда не вытаскивая наружу. Хотя соблазн похвастаться дорогим украшением, безусловно, был. Но у неё тотчас начали бы спрашивать, откуда оно и, скорее всего, подумали бы на Сергея. И всерьёз озадачились бы, с чего это Авдеев делает ей такие дорогие подарки – мать и так уже косо смотрела, когда видела их вместе, особенно вечерами. Пошли бы ненужные разговоры, а Александра меньше всего на свете хотела бы, чтобы о ней говорили точно так же, как об Алёне, так что драгоценный подарок княгини Волконской пришлось прятать во благо собственной репутации.
Такая щедрая была эта женщина, такая красивая! И такая воспитанная, благородная, с тихим голосом, и… и всё время звала мужа, вспоминала Александра с тоской.
Брата, князя Алексея Николаевича, который неотлучно был с нею, круглые сутки дежуря у её постели, она не замечала – ей был нужен муж, только он и никто больше! Видимо, она его очень любила, раз без конца звала. Он приехал только через неделю, будучи на каком-то очень важном совещании в Москве – ну как же, он же министр, у него же столько дел! А княгиня всё понимала и не обижалась, вот только, наблюдая за тем, как Гордеев помогает её матери выйти из кареты, Саша уже задумывалась, а что это были за дела? Очередная красавица с лёгким нравом? А такая прекрасная женщина, верная, преданно любящая, тем временем лежала переломанная на больничной койке и всё ждала его…
Думать об этом было невыносимо. Но ещё невыносимее было наблюдать за тем, как развивается роман её матери с Гордеевым, в то время как его жена, наверное, опять ждала его, совсем одна в своём огромном имении за рекой.
– Ты поступаешь неправильно, – сказала Александра матери, когда господин министр удалился из её дома, прежде проведя там ночь. И хорошо, если одну – предыдущие сутки Александра была в больнице, дежуря вместе с Аней, так что наверняка судить не могла.
– О чём ты? – как ни в чём не бывало спросила Алёна, перелистывая страницу в модном журнале. Заграничном, отметила Саша. Стало быть, это он ей привёз, чтобы не скучала в его отсутствие.
– О чём я? – повторила Александра, чувствуя, что клокочущая ярость наполняет всё её естество. – Изволь, о том мужчине, которого я видела сегодня выходящим из твоего дома! С рассветом. Что это было, позволь узнать? Вечерние посиделки затянулись до пяти утра? Что же он на завтрак не остался?
– Не смей говорить со мной в таком тоне! – резко сказала Алёна, отложив журнал и посмотрев на дочь в высшей степени неодобрительно. Так, как будто это Саша провела ночь с другим мужчиной при живом муже, а не наоборот. – И, позволь спросить, ты что же, следишь за мной? По просьбе своего отца, или по собственной инициативе?
– Я всего лишь возвращалась домой после ночной смены, после того, как проводила Аню к ней на квартиру. Ей нужно было помочь донести вещи, которые она берёт к себе, чтобы постирать. Ей отдельно за это доплачивает господин Воробьёв, а одна она бы всё не унесла – пришлось бы ходить по нескольку раз.
– Это чудовище заставляет тебя работать по ночам у Воробьёва в больнице, а ты по-прежнему продолжаешь его выгораживать! – констатировала Алёна. – Я надеюсь, ты хотя бы стирать эти больничные пелёнки вместе с нею не стала?
– А даже если и стала бы – что в этом такого? – полюбопытствовала Александра. – Не вижу здесь абсолютно ничего зазорного!
– И тебе нравится такая жизнь? – не без укора спросила её мать.
– Мне нравится то, что люди искренне улыбаются мне, мама! И они ждут меня с радостью, и когда я прихожу к ним, они становятся счастливее, понимаешь? Потому, что я помогаю им! Потому, что я даю им надежду. Потому, что без меня они не справились бы!
– Он сделал тебя такой же рабыней, как и он сам. Это петля, из которой нет выхода, Алекс, а ты зачем-то полезла в неё добровольно!
– Затем, что я убеждена – я поступаю правильно. И спасённые жизни лучшее тому подтверждение. Их уже четверо, мама! Четверо, представляешь? Четыре жизни я спасла, сама! Троих в больнице и четвёртого, совсем недавно, на реке. Это был маленький мальчик, он чуть не утонул. Серёжа вытащил его, едва тот ушёл под воду, но малыш больше не дышал. А я сделала ему искусственное дыхание, и он снова ожил! Бедняжка был так напуган, что мать узнает и отругает его… Но мы пообещали никому ничего не говорить, вот только строго-настрого запретили ходить на реку одному.
– «Мы» – это ты и твой Авдеев? – уточнила Алёна, сдвинув брови на переносице. Из всей истории дочери она услышала только то, что хотела услышать.
– Да. «Мы» – это я и мой Авдеев.