– Первая причина, по которой мы пришли, – убедиться, что вас должным образом проинформировали об организации завтрашних похорон, и узнать, не можем ли мы вам чем-нибудь помочь. Служба назначена на половину четвертого, если не ошибаюсь. Предполагается, что вашу мать привезут из Мейдстоуна в церковь около двух часов, но мне пришло в голову: может быть, вы хотите, чтобы она провела последнюю ночь здесь? Если так, то можно быстро все переиграть.
В первый раз Прунелла посмотрела ему прямо в лицо.
– Это очень любезно с вашей стороны, – сказала она, – думаю, я бы этого хотела. Пожалуйста.
– Хорошо. Я свяжусь с нашими людьми в Мейдстоуне и поговорю с вашим викарием. Он даст вам знать.
– Спасибо.
– Тогда договорились.
– Суперинтендант, – дрожащими губами произнесла Прунелла, – простите. Я думала, что уже справилась с собой, что я уже в порядке. – Она вытерла глаза кулачками, потом достала из кармана платок. Мистер Фокс встал, отошел к дальнему окну и начал рассматривать открывавшийся из него вид.
– Не пугайтесь, – сказал Аллейн, – таков механизм запоздалого шока. Наваливается на вас, когда вы меньше всего этого ждете.
– Ужасно, – пробормотала Прунелла, уткнувшись в носовой платок. – Спрашивайте то, что вы хотели узнать.
– Это может подождать.
– Нет! – ответила Прунелла и топнула ногой, как рассерженный ребенок. – Сейчас.
– Хорошо. Но сначала я хочу сказать то, о чем мы всегда предупреждаем: не делайте поспешных выводов и не вкладывайте зловещих интерпретаций в рутинные вопросы. Вы должны понимать, что в подобных делах любой, кто видел что-нибудь касающееся вашей матери или имел с ней контакт, сколь угодно незначительный, за тот период времени, что она провела в «Ренклоде», особенно в последний день, должен быть проверен и вычеркнут из списка подозреваемых.
– Все, кроме меня.
– Мы, наверное, выглядим глупо, но не можем исключить никого.
Прунелла хлюпнула носом.
– Ладно, давайте.
– Много ли вам известно о первом муже вашей матери?
Прунелла изумленно уставилась на него.
–
– Да. Мы слышали о марке. И о его неоконченном письме вашей матери.
– Ну, тогда мне нечего к этому добавить.
– Вы не знаете, сохранила ли она это письмо? И другие его письма?
– Если бы я знала, я бы не… – начала Прунелла, но быстро взяла себя в руки. – Простите. Да, сохранила. Я нашла их в глубине одного из ящиков ее туалетного столика. Это переделанный придиванный столик, и в нем есть не очень секретный ящик.
– И они еще у вас?
Подумав секунду-другую, она кивнула и сказала:
– Я прочла их. Это потрясающие любовные письма. Они не могут иметь никакого отношения ко всему этому. Никакого.
– Я видел групповую фотографию, на которой он запечатлен вместе с сослуживцами.
– Миссис Джим мне говорила.
– Он был очень красив, не правда ли?
– Да. Его называли Красавчик Картер. В это трудно поверить, когда смотришь на Клода, правда? Ему был всего двадцать один год, когда умерла его первая жена, произведя на свет Клода. Я всегда думала о том, какая это была для него страшная утрата. Лучше бы все обернулось по-другому, хотя в этом случае меня бы просто не было. Или была бы? Как все запутанно.
Она посмотрела в дальний конец комнаты, где мистер Фокс, надев очки, склонился над антикварным столиком со стеклянной витриной.
– Что он там делает? – прошептала она.
– Проявляет тактичность.
– А, понимаю.
– Вернемся к вашей матери. Она часто говорила о своем первом муже?
– Нечасто. Думаю, она перестала вспоминать его, когда вышла замуж за моего папу. Видимо, он ревновал, бедняга. Он не был тем, кого называют покорителем сердец. Вы видели – тучный, краснолицый. Наверное, поэтому она и держала такие вещи, как фотографии допапиного периода, в секретном месте. Но мне она рассказывала о Морисе – так его звали.
– О его военной службе во время войны, когда, я полагаю, и была сделана эта фотография?
– Да. И немного о нем самом. А что?
– О его однополчанах, например? Или подчиненных?
–
– Его денщик, например? О