Тогда я тронулся с места и пошел. С ведерком и лопаточкой в руках…Это было интересное место, я в нем ровным счетом ничего не понимал. Кроме того, что мне можно пройти.
Я чувствовал спиной, как напряженно наблюдают за каждым моим шагом зрители. Каждое мое движение поднимало их общий эмоциональный настрой, — они жаждали зрелищ и новых чудесных превращений.
Но в моем случае, их ждало разочарование.
Потому что, я благополучно дошел до поворота, заглянул в черноту ответвления, и увидел, как метрах в пятидесяти от меня ковыряется в земле Максимыч. Он что-то нашел, но это что-то наполовину сидело в земле, и он обковыривал это место лопаткой, чтобы извлечь находку на поверхность. Как ему сказали, так он и делал, — занимался собирательством.
Я шагнул в темноту, которая оказалась не кромешной, а как бы светилась немного изнутри, словно под лунным светом в полнолуние, — так что можно было ходить, не спотыкаясь о кочки. Но не пошел в сторону бывалого старателя, свернул в следующее ответвление, будто знал, что мне нужно было свернуть в ту сторону.
Далеко впереди, манящим пятном, я увидел дневной свет. Это оттуда приходил свежий, пахнущий морем и рыбалкой, воздух. И это туда мне было нужно.
Под ногами ничего не валялось, — никаких денежек и пластиковых карточек. Пол пещеры был чистым, словно по нему недавно прошлись пылесосом. Без всяких посторонних предметов.
Я шел к свету, и не торопился. Будто ходил этой дорогой тысячу раз.
Выход из пещеры становился ближе, и от него знакомо пахло теплом, прелыми листьями, и морской водой. Мне казалось, я даже слышал шум волн, накатывающих на песчаный берег…
Я привычно, с удобной стороны, обогнул камень, наполовину загораживающий проход, — и оказался среди яркого, ослепившего на мгновенье, света, и высоких деревьев, похожих на разросшиеся осины, чьи верхушки покачивались вверху под несильным ветром.
Было лето.
Справа из горы вытекал ручей, небольшим водопадом падал вниз, и там копился в небольшое озеро, из которого тоже вытекал, — но где-то дальше.
Я подошел к нему, присел на корточки и потянулся губами к водопаду, — вода была холодной и вкусной. В ней не было никакой водопроводной хлорки. Одни полезные минералы и целительные соли.
Было жарко.
Я аккуратно поставил в траву ведерко, положил в него лопатку, снял теплую куртку, штаны и валенки с галошами.
Остался в не совсем свежем исподнем. Но стесняться было некого.
Между деревьями вверх шла еле заметная тропинка. Я и отправился по ней, в своем исподнем.
Не прошло и пяти, наверное, минут, как я вышел из ущелья, — и увидел море.
Оно плескалось совсем рядом, накатывая голубыми волнами на золотистый песчаный пляж. Солнце повисло высоко вверху, был жарко, — а до воды совсем близко. Я скинул свое исподнее, оставшись, в чем мама родила, и побежал к воде.
И рухнул в нее всей своей невесомой тяжестью…
Вода была прозрачна и тепла. Я увидел камешки на морском дне. Они шевелились от движения воды, к берегу и обратно. И я, распластавшийся на поверхности моря, шевелился вместе с ними. Не хотелось дышать, так идеально было то состояние, в котором я пребывал.
Я умею плавать, но плохо. Скорее так: умею какое-то время держаться на поверхности, и не тонуть. Но здесь, словно бы научился. Сделал незаметное движение руками, потом ногами, и, — поплыл. Приподнял голову, вдохнул, и — опустил снова.
Я напоминал себе рыбу, которую долго держали в городском аквариуме, и, наконец, отпустили на волю. Это было какое-то высшее, затмившее все, блаженство, — и какое-то время мне вообще ничего не хотелось. Кроме этого. Потому что, у меня все было.
Потом я перевернулся на спину… Отплыл от берега метров на двадцать, и сейчас впервые посмотрел на него, оторвавшись наконец-то от созерцания своего моря.
На берегу, слева от меня, метрах, может быть в ста или двухстах, стояли дома. Обыкновенные деревенские дома, крытые шифером, и с электрическими столбами между ними.
Из печной трубы ближнего ко мне шел дымок. А на задворках паслась корова…
Неужели сбежал?!.
На берегу стояла девочка и ждала, когда я накупаюсь. Было ей лет, может быть, семь или восемь, одета она была в выцветшее на солнце и застиранное платье. На ногах у нее были кожаные детские сандалии.
— Здравствуйте, — сказала она мне, когда я подплыл ближе. — Дедушка уху уже, наверное, доварил.
— Здравствуй, — сказал я, стесняясь ее, потому что на мне ничего не было. — Ты кто?
— Я — Ксюша, — сказала девочка. — А как зовут вас?
— Меня зовут Михаил, — сказал я. — Но можешь звать меня — дядя Миша.
— Дядя Миша, — сказала Ксюша, — вы уже хотите кушать?
— Ты меня приглашаешь? — удивился я.
— Мы с дедушкой, — поправила она меня. — Дедушка увидел, как вы плаваете, и послал меня пригласить вас на уху. Но я и сама хочу.
— Спасибо, — сказал я.
— Вы приходите, вон наш дом. Когда наплаваетесь. Только не через долго, потому что уха горячая.
— Спасибо, — сказал я. — Как называется ваша деревня?
— Никак, — ответила девочка, улыбнулась мне, и, повернувшись, побежала к своему дому, рассказать дедушке, что я скоро приду…