Рок

В ситуации с Брежневым для меня все было проще: я информировал о состоянии его здоровья Андропова, он — Суслова и, таким образом, ни моя профессиональная, ни гражданская позиция не страдала. В случае же с Ю. Андроповым я просто не знал, что делать, тем более находясь под постоянным «прессом» КГБ. Невольно помог сам Андропов. В начале ноября, видимо, под впечатлением разговоров о его несостоятельности как руководителя, он вдруг совершенно неожиданно для меня сказал: «Знаете, Евгений Иванович, мы с Вами давно близко знакомы, я знаю Вашу честность и попросил бы о моем тяжелом состоянии, о прогнозе болезни никого не информировать, в том числе и Горбачева. Я боюсь, что если сложившаяся ситуация станет достоянием многих, это может привести к обострению положения в ЦК. Если у Вас возникнет необходимость посоветоваться, обращайтесь только к Дмитрию Федоровичу, тем более что Вы его хорошо знаете». Я знал, что в Политбюро Дмитрий Федорович Устинов — единственный искренний друг Юрия Владимировича, преданный ему до конца. Я честно выполнил эту просьбу и никого, даже Горбачева, не ставил в известность об истинном состоянии Андропова.

Но во второй половине ноября, особенно после письма в КГБ, я понял, что скрывать прогноз болезни не только не могу, но и не имею права. Я позвонил Дмитрию Федоровичу и попросил о встрече. Наш первый разговор в его большом кабинете министра обороны на улице Фрунзе продолжался почти два часа. Откровенно говоря, я был удивлен, когда из разговора понял, что даже с близким товарищем Ю. Андропов никогда не делился возникшими у него проблемами со здоровьем. Д. Устинов не представлял всей тяжести его заболевания. Он растерялся, узнав прогноз болезни, и просил только об одном — никого не информировать, включая Черненко, Горбачева и Тихонова.

И хотя мы договорились о том, что будем регулярно встречаться, уже на следующий день, видимо, обдумав всю ситуацию, он попросил срочно приехать к нему. По его виду было ясно, как тяжело он переживает необратимость трагического исхода болезни Ю. Андропова. «Знаешь, Евгений, — без вступления начал он, — ситуация во всех отношениях очень сложная. Давай пригласим Чебрикова, он очень близкий Юрию Владимировичу человек, и вместе посоветуемся, что делать. К тому же он располагает большой информацией о положении в ЦК и стране». Я понял, что Д. Устинов не хочет брать на себя весь груз ответственности, связанный с недееспособностью и трагическим исходом болезни Андропова, хотя, возможно, он действительно просто хотел выслушать мнение В. Чебрикова о том, что необходимо предпринять в сложившейся ситуации.

Как бы там ни было, но уже через 30 минут после его звонка Виктор Михайлович обсуждал вместе с нами, что мы должны предпринять. Без всяких колебаний он предложил проинформировать о состоянии Ю. Андропова и возможном исходе прежде всего К. Черненко. С этим Устинов быстро согласился, добавив: «Ты только предупреди Константина Устиновича, что информация конфиденциальная и что Юрий Владимирович просил ни с кем не обсуждать тяжесть его болезни». Мне кажется, эти слова он сказал в утешение своей совести, потому что каждый из нас понимал, что так или иначе эта информация все равно станет достоянием многих.

Зашла речь и о будущем руководстве партией и страной. Д. Устинов заявил, что не видит другой кандидатуры, кроме Горбачева, который мог бы продолжить то, что задумал и начал Андропов. «Да и сам Юрий Владимирович не раз говорил, что его ближайший помощник, который может его подменять, это Горбачев».

Вечером, во время очередной консультации, я подробно рассказал К. Черненко о болезни Андропова и ее прогнозе. Откровенно говоря, меня удивило его спокойное отношение к возникающей ситуации. Возможно, он уже все знал из каких-то источников, а может быть, ему, тогда уже тяжелобольному человеку, просто было не до здоровья Ю. Андропова.

У меня не было никаких сомнений, хотя это мы и не обсуждали с Д. Устиновым, что одновременно с Черненко я должен объяснить складывающуюся ситуацию Горбачеву. Тот тяжело воспринял мое сообщение. Я чувствовал, что он переживает не только потому, что со смертью Ю. Андропова для него усложняется обстановка в Политбюро, где политику определяет старая гвардия, но и ему просто по-человечески жалко Андропова, с которым его долгое время связывали дружеские отношения.

Как я и ожидал и как предсказывал Ю. Андропов, информация для, казалось бы, узкого круга лиц всколыхнула весь политический Олимп. Ко мне посыпались телефонные звонки Н. Тихонова, А. Громыко и других деятелей, рангом пониже, которые под любым предлогом хотели выяснить, каково же истинное положение генсека. Было мерзкое ощущение начала борьбы за власть при еще живом лидере страны. Борьбы, о которой не знало и не догадывалось наше общество. Не хочу обелять себя — в этом частица и моей вины. Но что можно было сделать? Хотя я и осознавал, что время Горбачева еще не пришло, но не скрывал и не скрываю, что делал все от меня зависящее, чтобы в этой развернувшейся борьбе он победил.