Родительский дом

— Это нехорошо, — строже сказала Лукерья. — Ты лучше в бога не верь, а в человека верь завсегда. Чует мое сердце, тут чего-то не ладно. Может, эта приезжая девка гулящая!

— Не похоже, баушка! Но почему же Федя о ней ничего не сказал?

— А поди-ко, боялся: любить не станешь!

Аганя, снова укрывшись ладонями, проплакалась более тихими слезами. Лукерья заставила ее выпить воды, пошептала подходящее для этого случая заклинание и сочувственно повздыхала:

— Темна водица, ой, как темна! Не торопись, Аганюшка, дело решать.

— Да оно уже решенное, баушка! — собирая мужество, отозвалась та. — Больше мечтать не о чем. Не отдала бы я Федю, если бы он мне ровней был. Постояла бы за себя. Но как же, если все, что было, — неправда?! Куда обиду свою девать? Если уж не жить душа в душу, то не к чему и огород городить. Он станет жить сам по себе, а я сама по себе. Страшно так, баушка!

— Да уж чего, поди-ко, хорошего! — подтвердила Лукерья. — Мужиков везде много, да только где-то между ними есть один-разъединственный! И потому, дождись-ко ты Федора, милая: чего он тебе сам скажет?

Аганя ничего не ответила ей, поправила на голове платок и встала из-за стола.

— Спасибо, баушка Лукерья, за хлеб, за чай, за доброе слово! Пойду опять к своей заклятой доле. Еще коровы не доены. Попадья уж, наверно, ругается.

— Пусть сама подоит. Не велика барыня! А ты ночуй у меня. Одной мне тут скукота. Вот стемнеет, так я тебе и поворожу.

— Не надо, баушка! — твердо произнесла Аганя. — Обидно! Я любовь-то, как милостыньку, не стану просить.

— Ну, так, чтобы сердце успокоилось!

— Я сама успокою…

— Не вздумай, однако!..

— Успокоюсь! — снова сквозь навернувшиеся слезы попыталась улыбнуться Аганя. — На это у меня характеру хватит. Спробую и без любви прожить…

Пошла она все-таки не в поповский двор, а в Дарьину избу. Там бросилась на постель, выплакалась до последней слезы. Дарья вместе с мужиками тоже уехала на вёшну, и в одиночестве Аганя ничего не нашла для себя лучшего, как только доказать Федору, что ничуть она не хуже его приезжей жены, не завалящая, а есть в ней своя гордость, свое достоинство. И чтобы никто не посмел о ней худого слова сказать, будто избач лишь забавлялся и строил из нее какую-то дуру, всерьез подумала об Алехе Ергашове. Этот, по крайней мере, свой, деревенский, и можно привыкнуть жить с ним душевно врозь, как живут многие бабы, поневоле просватанные. При том еще неизвестно: чей будет верх? То ли Алехин, то ли ее? А работа везде одинаковая, любая жена та же батрачка! Потом представилось ей: вернется Федор из Сушиной, не успеет жену обнять, как узнает, Аганя уже замужем, и не будет у него права полюбоваться ее страданием. Так и положила себе: это судьба велит, замужество не надо откладывать, а хоть завтра же с Алехой записаться и обвенчаться, не затевая обрядов сватания и девичников.

Может быть, удалось бы ей к утру одуматься, но вышло иначе. Сначала услышала Аганя легкие вздохи гармони, а выглянув в окно, заметила в ночной полутьме долговязую фигуру Алехи.

Нехотя, без всякого желания Аганя вышла из избы, опираясь на прясло, позвала:

— Алеха! Иди-ко сюда!

Тот свернул гармонь, по-петушиному закидывая ноги и выставляя грудь, пришагал, не торопясь, с оглядкой, еще не догадываясь, какой успех его ожидает.

— Ты чего опять ходишь здесь? — спросила Аганя.

— Своего часа жду, — ответил тот, ухмыляясь. — К избачу-то баба приехала. Лидкой звать. У Согрина осталася ночевать. Я сам ее видел…

— А тебе-то какая нужда? Я ее тоже видела!

— В руки взять нечего, — хохотнул Алеха. — Как же теперич избач с вами с двумя-то?

— Я ему не жена. Погуляла покуда и хватит, — смелее сказала Аганя. — Это ведь ты завсегда лапаешься и на даровщинке хочешь попользоваться, а избач не таковской, он культурный и обходительный, с ним хоть сколько гуляй, девичьей чести не тронет.

— Будто бы уж святой? — опять хохотнул Алеха. — Нюхал сметану, да не слизнул.

— А я вот тебе дам по шее за то, — сердито сказала Аганя. — По своей мерке людей не меряй! Я ведь кого захочу, того и стану любить!

— Полюби меня, — разухабисто сдвинул картуз набекрень Алеха. — Как за каменной горой станешь жить!

— Да уж хоть не за каменной. Но кругом моя воля. Могу и тебя полюбить…

— Давай сейчас…

Алеха распялил руки, потянул Аганю к себе и, тотчас получив оплеуху, отступил.

— Эк, недотрога! Убудет, что ли, с тебя!

— А не лезь прежде времени!

— Так ты по правде решилася?

— Надоело одной бедовать, вот и решилась! Не возьмешь, небось, замуж? Батрачкой побрезгуешь! Одно дело простую-то девку лапать, а другое — назвать женой! И отец твой не позволит, наверно?

— Отец примет любую, лишь бы жениться. А тебя показать людям не стыдно. Вырядишься, так одно заглядение. И даже поп как-то нахваливал тебя, за двоих-де работает девка! Так во всех смыслах к нашему двору в масть.

— Только, чур, соблюсти уговор: без венчания я к тебе не пойду!

— Да самое это простое, пустяковое дело, — обрадованно сказал Алеха. — Хоть и не время свадеб, а отец Николай нам сделает скидку и повенчает в любое время.

— Чтоб завтра же…

— А куда ты спешишь?