Родительский дом

— Да стариться и выбывать из жизни желания нету. Ведь подумать дивно, сколько на мой век пришлось повидать: в темноте жил, первый трактор в селе видел, первое радио, первый телевизор! Этак вот окинешь взглядом прожитое, так и жаль стариться: чего еще дальше-то нам приготовлено? И не на листах бы посмотреть, каков он, наш Малый Брод останется на дальнейшее, но еще успеть бы пожить в нем.

Он поднялся со ступенек крыльца и попросил Федора Тимофеевича, пока нет Гурлева, развесить в правлении уже готовые эскизы, а сам пошел звать сюда Софрона Голубева, Ивана Добрынина и других стариков из числа первых колхозников.

4

По дороге между Калмацким и Малым Бродом произошла вынужденная остановка автобуса — лопнул баллон. Пока шофер заменял колесо, пассажиры разбрелись по опушке леса, а Согрин только потоптался на полянке, разминая ноги, и присел на обочине. Даже с удобствами ездить стало уже трудновато: ныла спина, деревенели суставы в коленках, дальним колокольным звоном щемило уши.

Не так уж и желанна была эта поездка. Нужда заставила, а иначе не сделал бы шагу сюда.

Чуть позднее, когда издали показалось раскинутое по угору село, вдруг трудно заныло сердце.

И вот, наконец, последняя остановка. Еле сошел со ступенек машины на землю — сразу уперся глазами в свой старый двор. Он первый встречает тут, весь одряхлевший, прежде бывшего хозяина: по углам дал осадку, сгорбатился, сливные трубы под ржавой крышей обвисли, резьба по карнизу выкрошилась и зачернела, как изношенное кружево старушечьего платка, каменных ворот нет, кладовуха и амбары потрескались. Зато фундамент дома целехонек и продолжает надежно хранить тайничок, куда был спрятан револьвер Холякова. Много раз за прошедшие годы нападал на Согрина страх, терзал и казнил за то, что глупо и нерасчетливо поступил тогда — не выбросил револьвер прочь, сам против себя оставил улику.

На скамейке у остановки еще одна примета прошлого — Софрон Голубев, уже присогнутый временем. Согрин хотел пройти мимо, но тот остановил:

— А, редкий гость припожаловал! — сказал, не здороваясь. — Скучаешь, наверно, Прокопий Екимыч, о своей прежней домашности?

— Чего мне о ней скучать! — сдержанно и стараясь быть вежливым, ответил Согрин. — Было да пропало, как в огне сгорело! Дураки мы были, Софрон. Этак вздумаешь теперь и диву даешься: для какого смысла греблись тут, себя и людей мытарили?

— Надо полагать, все ж таки, смысл у вас был…

— По дурости. По темным понятиям. Думали, как она жизнь-то построена, так и должна стоять. На поверку вышло иначе. Она же сама и вправила мозги каждому, кто ее сразу не понял.

— Неужто не понимал ты? — явно сомневаясь, спросил Софрон. — На тебя вроде бы не похоже!

— Чем я лучше других казался?

— Может, не лучше, но разворотливее и догадливее. Газеты читал. В один уровень со своим же братом не становился.

— Теперь уж ни к чему вспоминать, — вздохнул Согрин. — А догадливости и у меня не хватало. Иначе не испортил бы в ту вёшну посевы, не заслужил бы суда над собой…

— Да-а, ты тогда маху дал, — согласился Софрон. — Однако вид у тебя неизробленный. Еще, поди-ко, с любой бабой управишься! Ты ведь старше меня?

— Восьмой десяток идет.

— Длинно живешь…

— Да уж так, наверно, бог повелел — самого себя пережить! И ты тоже, Софрон, зря уж мозолишься на земле, — не очень добро сказал Согрин. — Ничего почти от прежнего Малого Брода не осталось, а мы еще век свой не кончили. Выходит, человек дюжее, чем все, что он строит.

— Так и быть должно!

— А зачем?

— Не знаю, как для тебя, но мне на пользу. Живу, покуда, в свое удовольствие. Гневаться не на что! Парни и девки все вышли в люди: Сашка инженер, Миколашка булгахтер, Марейка учительница, Сонька на подъемном крану работает в заводе. Эти от меня улетели, со мной остался Семен, самый младший. Он здесь тракторист-комбайнер. Жаль, не видно отсель нашего дома. Показал бы тебе.

— Недавно построились?

— Уж года три, поди-ко, прошло.

— Впрочем, я ведь не о достатках толкую, — поправился Согрин. — Они есть у всех, кто их желает. Уж не нужда, а машины… телевизоры теперь на уме…

Чуть не обронил при этом о себе хвастливое слово. Теперешний дом в пригороде совсем не в пример старому здешнему двору. Тут осталось три горницы, а сейчас пять да флигель в оградке. И не пустые стены, не домотканые половики на полах. От дорогой посуды буфеты ломятся. За домом свой сад, где каждую осень помногу ведер набирается клубники, смородины, вишни, яблок, слив. Кажется, большего и желать невозможно. Так что, хоть на вожжах тяни теперь в прежний двор, не пошел бы! Но промолчал об этом, чтобы не возбуждать Софрона против себя, и участливо справился:

— От достатков-то скучаешь, небось? Еще не надоело безделье?

— Я тут при деле нахожусь, — вытерев ладонью лысину, выпрямил спину Софрон. — Приезжему надо куда следует путь указать, со своими приветным словом обмолвиться.