Роддом. Сериал. Кадры 1–13

— Что Маргарита Андреевна?! Я сто лет уже Маргарита Андреевна! Где ты сейчас приличного мужика найдёшь? Ты же нигде и не бываешь толком.

— Марго, иди уже бога ради! Псину выгуливай, Светку ищи и жрать готовь. Я их вообще не понимаю, этих приличных мужиков. У меня же на лбу написано: «Не дам приличному мужику!»

— Ага. А снизу мелко и неразборчиво: «Но очень хочется…»

— А я-то, дура, думала, чего мне не хватает — только персональной сводницы!

— Что ты крысишься, а? Я ж любя.

— Знаю.

— Ладно. Друзья на мандалу не обижаются. И всё-таки зря!

— Маргоша, у меня климакс на носу, а ты мне о мужиках…

— Кстати, о климаксе! Я тут с этим… бледным нянем… чуть не забыла. Профессорша звонила, требовала, чтобы ты завтра на кафедральное явилась.

— Вот её мне только не хватало! Спасибо, Маргарита Андреевна. Иди уже…

Кадр третий Климакс

— Кто бы сомневался, что Татьяна Георгиевна у нас такая шишка, что непременно опоздает на кафедральное заседание! В кои-то веки осчастливив нас своим присутствием! — с невыразимой злостью отозвалась профессор в ответ на вежливое: «Извините, Елизавета Петровна, у нас в отделении была ургентная ситуация». — Разумеется, никто, кроме Татьяны Георгиевны, не смог бы разобраться с ургентной ситуацией в отделении!

— Я — заведующая, — скромно резюмировала Татьяна Георгиевна, потупив ехидные глазки, и присела на свободный стул с краю стола.

За этим огромным столом сидели лаборанты, аспиранты, ассистенты, доценты, два молодых доктора наук и прочая публика, имевшая несчастье состоять на кафедре совместителями. Или не состоять, но являться соискателями учёной степени, как Татьяна Георгиевна. Последние вроде как и независимы от кафедры. Но, увы, не от капризов научного руководителя или консультанта.

— Людочка, открой окно! — скомандовала Елизавета Петровна старшей лаборантке.

Шестидесятилетняя «Людочка» бросилась исполнять приказание сорокавосьмилетней Елизаветы Петровны. Доцент Матвеев поплотнее закутался в синий байковый халат «для выхода». Дело в том, что за окном было минус пятнадцать, завывала утренняя сумеречная вьюга и температура в просторном кабинете профессора неуклонно стремилась к «ниже нуля». Сидящий невдалеке от окна аспирант смачно чихнул. И ещё чихнул. И ещё. Профессор уставилась на невинную жертву.

— Какого чёрта вы ходите на работу, если больны?

— Вы… Апчхи!.. Извините. Вы сами… Апчхи!.. Извините. Вы сами, Елизавета Петровна, сказали, что уважительной причиной неявки на кафедральное может являться только смерть! — выпалил он скороговоркой и снова расчихался.

— Людмила Николаевна, — нарочито вежливо обратился доцент Матвеев к старшей лаборантке, — сделайте мне горячего чаю, пожалуйста!

— Вам что, холодно, Юрий Владимирович? — с улыбкой анаконды поинтересовалась Елизавета Петровна.

— Нет, ну что вы! — прикинувшись маленькой, но ядовитой змейкой, парировал доцент. — Мне не просто холодно, мне холодно, как челюскинцам на льдине!

— Вам всем что? Тоже холодно?! — Елизавета Петровна обвела присутствующих взглядом голодного питона.

Но что мог позволить себе доцент Матвеев, то у простых смертных штатных кафедральных сотрудников, совместителей и соискателей и близко к речевым центрам не лежало.

— Нет-т-т-нет-т-т, нам-м-м т-т-теп-п-п-ло! — хором выбили они дробью.

Татьяна Георгиевна покосилась на Матвеева, мысленно похвалив себя за предусмотрительность. Перед тем как отправиться на пятый этаж в кабинет Елизаветы Петровны, она надела под пижаму термобельё. А сверху — халат. Белый, плотный. И второй сверху. Такой же, как и на доценте Матвееве, байковый синий «для выхода». А ещё — натянула на уши белую шапочку.

Доцент Матвеев кинул хитрый взгляд на Татьяну Георгиевну и демонстративно достал из кармана синего халата белую вязаную шапочку и белые шерстяные перчатки. Мол, не одна такая умная!

Старшая лаборантка поднесла ему чашку горячего чая, налитую из электрического самовара, стоящего на журнальном столике профессорского кабинета. Шумно прихлебнув, доцент Матвеев сообщил в пространство:

— Эх, на морозе кипяточку завсегда хорошо! — И ещё раз смачно сёрбнув для пущего эффекта, добавил: — Хоть и самовар у нас электрический и сами мы не вполне искренние! В соответствии с классиком сатиры!

— Юрий Владимирович, на этом балаган можно считать закрытым? — поинтересовалась Елизавета Петровна, обмахиваясь веером, рекламировавшим продукцию корейских производителей ультразвуковых аппаратов. — Я уже могу продолжить заседание кафедры? — Она обвела присутствующих не совсем вменяемым взглядом.

Присутствующие, представлявшие собой жалкое зрелище, согласно потрусили заиндевевшими головами. Цианоз кожных покровов заседателей нарастал. Один из ассистентов — Алексей Петрович — пошёл красными пятнами и покрылся контурированной сосудистой сеткой. У него была выраженная холодовая агглютинация.

— Итак, на повестке дня… Людочка, закройте окно, тут все такие неженки! — возмущённо воскликнула Елизавета Петровна. — Будем проводить кафедральное в духоте!

Шестидесятилетняя «Людочка» молча кинулась исполнять.