Читаем Роддом. Сериал. Кадры 1–13 полностью

После «последней гастроли» уже два года прошло. И жена давным-давно приняла. В обратной последовательности. Сначала супруга. А потом, спустя ещё немного, и чемоданы. И даже сделала вид, что забыла. В первый раз, что ли? Жёнам плохая память не порок, а средство выживания. А вот дорогие друзья и коллеги — это вам не любящая половина, эти будут вспоминать до самой смерти. И даже кинув горсть земли на крышку гроба и то хихикнуть не преминут!

— Хорош уже тебе! — огрызнулся Дмитрий Андреевич на Аркадия Петровича.

— Не, ну я просто даже был в восторге, Мить, ты чё! Это ж надо! Превозмогая адские боли в области свеженаложенных швов, исполнять половой начальственный долг! — загоготал неугомонный Аркаша.

Медсестричка о чём-то шепталась со своим Владимиром Сергеевичем. Начмед поликлиники отстранённо пила вино. Мужики про что-то шумели. Всё как всегда. Что хорошего в этих «ресторациях»? Для чего они?

— Слышь, у пацанёнка из гастрохирургии сегодня пациент помер. Первый раз. Переживает… Хороший мальчик, мучается! — прошептал Татьяне Георгиевне заведующий урологией, шлёпнувшись рядом с ней на стул. — Друзья! — обратился он ко всем собравшимся. — А вы помните своего первого умершего пациента?

— Я! Я помню свой первый труп! — обрадовался перемене темы Дмитрий Андреевич. — Я после института по распределению в деревню поехал. Я там был и тебе терапевт, и тебе акушер, и даже фтизиатр с психиатром! С ног падал, времени вообще ни на что не было. Хотя на что там время, в деревне?!

— Ой, так уж и в деревню! Ты что, институт в девятнадцатом веке окончил? — Аркадий Петрович подозвал официанта и заказал ещё «всем по сто и литр в запотевшем графине!».

— В деревню натуральную! В ПГТ[17]. В ЦРБ[18].

— Вам с нормальными людьми пить нельзя! — внезапно колокольчиково расхохоталась молоденькая жена-медсестричка. — Да отстань, что ты меня шпыняешь! — ядовито зашипела она тут же прямо в своего сильно взрослого для неё мужа, вполне себе такого заведующего отделением неонатологии. Грамотного, невзирая ни на что. — Нет, ну а чего он? — пожаловалась она тут же обратившему на неё пристальное отеческое внимание Аркадию Петровичу. — Что я, разве чушь говорю? Ничего не чушь! Вам с нормальными людьми пить нельзя, потому что нормальные люди вас не поймут с вашими ПГТ и ЦРБ. Если бы хоть кто-то из нормальных людей пил с вами…

— С нами, детка. С нами! — уточнил Святогорский. — Ты теперь тоже наша, за одним столом с нами сидишь. Всё нормальным людям понятно. И ПГТ. И ЦРБ. Это тебе, птичка, такие аббревиатуры непонятны, потому что у тебя сперва папа с мамой московские, затем училище — московское же. А после уже и мужик сразу солидный, при должности, при ремесле. А нормальным людям всё понятно, потому как понимание у них — это такой вид ткани, регенерирующей на месте сорванной опытом кожи.

— Да отстань ты от ребёнка! — хлопнул друга по плечу Фирсов. — Ну и, в общем, дежурю я в той ЦРБ. Я тебе там и я, и Кудин, и в жопе один. Типа и врач приёмного, и хирург, и анестезиолог. Земский лекарь, короче, ни дать ни взять!

— Вам смешно, да?! — вдруг окрысился молоденький ординатор из гастрохирургии и даже всхлипнул. — Вам бы всё хиханьки-хаханьки! У меня сегодня девушка умерла…

— Она, брат, не у тебя умерла. Она у себя умерла. У своих родных и близких. У заведующего отделением, у главного врача и даже у гор-, обл— и Минздрава. Но не у тебя! Выпей… как тебя там?…

— Вадим Александрович! — истерично пискнул ординатор.

— Выпей, Вадик! — Фирсов налил молоденькому ординатору стопку до краёв. — Выпей за покой своей души — заметь, не за упокой умершей девушки! — выпей и послушай взрослых! Нам не смешно, Вадик. Нам грустно. И даже больно. За каждую отдельно взятую девушку. И за каждого отдельно взятого юношу. Ты не поверишь, Вадик, нам даже за тебя тревожно, как за самих себя. Потому что все там были!.. И все там будем. Там, неизвестно где… Точнее, известно — под землёй в деревянном ящике или пеплом над каким-нибудь любимым водоёмом, где сиживали с удочкой. Пей, Вадик!

Молоденький ординатор не заставил себя долго упрашивать.

— Она… Она… Её оперировал заведующий. А у неё… У неё открылись повторные кровотечения… Желудочно-кишечные. Некроз… Массивный некроз… А потом начался ДВС. И… — он всхлипнул и зарыдал.

Перейти на страницу:

Все книги серии Роддом

Роддом, или Поздняя беременность. Кадры 27-37
Роддом, или Поздняя беременность. Кадры 27-37

Идея «сериала» на бумаге пришла после того, как в течение года я ходила по различным студиям, продюсерским центрам и прочим подобным конторам. По их, разумеется, приглашению. Вальяжные мужички предлагали мне продать им права на экранизацию моих романов в околомедицинском интерьере. Они были «готовы не поскупиться и уплатить за весь гарнитур рублей двадцать». Хотя активов, если судить по персональному прикиду и меблировке офисов у них было явно больше, чем у приснопамятного отца Фёдора. Я же чувствовала себя тем самым инженером Брунсом, никак не могущим взять в толк: зачем?! Если «не корысти ради, а токмо…» дабы меня, сирую, облагодетельствовать (по их словам), то отчего же собирательная фигура вальяжных мужичков бесконечно «мелькает во всех концах дачи»? Позже в одном из крутящихся по ТВ сериалов «в интерьере» я обнаружила нисколько не изменённые куски из «Акушер-ХА!» (и не только). Затем меня пригласили поработать в качестве сценариста над проектом, не имеющим ко мне, писателю, никакого отношения. Умножив один на один, я, получив отнюдь не два, поняла, что вполне потяну «контент» «мыльной оперы»… одна. В виде серии книг. И как только я за это взялась, в моей жизни появился продюсер. Появилась. Женщина. Всё-таки не зря я сделала главной героиней сериала именно женщину. Татьяну Георгиевну Мальцеву. Сильную. Умную. Взрослую. Независимую. Правда, сейчас, в «третьем сезоне», ей совсем не сладко, но плечо-то у одной из половых хромосом не обломано. И, значит, всё получится! И с новым назначением, и с поздней беременностью и… с воплощением в достойный образ на экране!Автор

Татьяна Юрьевна Соломатина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Роддом, или Жизнь женщины. Кадры 38–47
Роддом, или Жизнь женщины. Кадры 38–47

Татьяна Георгиевна Мальцева – начмед родильного дома. Недавно стала матерью, в далеко уже не юном возрасте, совершенно не планируя и понятия не имея, кто отец ребёнка. Её старый друг и любовник Панин пошёл на повышение в министерство и бросил жену с тремя детьми. Преданная подруга и правая рука Мальцевой старшая акушерка обсервационного отделения Маргарита Андреевна улетела к американскому жениху в штат Колорадо…Жизнь героев сериала «Роддом» – полотно из многоцветья разнофактурных нитей. Трагедия неразрывно связана с комедией, эпос густо прострочен стежками комикса, хитрость и ложь прочно переплетены с правдой, смерть оплетает узор рождения. Страсть, мечта, чувственность, физиология, ревность, ненависть – петля за петлёй перекидываются на спицах создателя.«Жизнь женщины» – четвёртый сезон увлекательнейшего сериала «Роддом» от создательницы «Акушер-ХА!» и «Приёмного покоя» Татьяны Соломатиной.А в самолёте Нью-Йорк – Денвер главную героиню подстерегает сногсшибательный поворот сюжета. И это явно ещё не финал!

Татьяна Юрьевна Соломатина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее

Похожие книги